Он шагнул к кровати, сдернул покрывало, бросил на пол.— Теперь мы равны.— Тебе полегчало?— Не очень.Мелисенд поднялась, критически оглядела себя в зеркале, поправила волосы, собрала раскиданную одежду.— Что ты делаешь? — пожелал знать Найтхаук.— Одеваюсь и ухожу. Ты давно перестал забавлять меня. А теперь мне даже неинтересно с тобой.— Ты идешь к Маркизу.— Совершенно верно.Найтхаук надвинулся на нее, схватил за руку.— А если я тебя не пущу?Мелисенд скривила губы и вырвалась.— Больно! Не смей распускать руки!— Я не так уж и сильно схватил тебя. В чем дело?— Ни в чем. — Она начала одеваться.— Дай мне взглянуть на твою руку, — Найтхаук развернул ее лицом к себе.— Отстань от меня!Он взял ее за руку, внимательно осмотрел предплечье.— Ничего себе синячище. Как же я не заметил его, когда ты танцевала?— Я его замазывала.— Откуда он у тебя?— Не твое дело. — Она опять попыталась вырваться.— Его поставил тебе Маркиз?— Я упала и ударилась.— Неужели ты падала, широко раскинув руки? Это работа Маркиза.— А если и его? Тебя это не касается.— И часто он бьет тебя? — спросил Найтхаук.— Я это заслужила.— За что?— За серьезное прегрешение. Во всяком случае, за то, что я перепихнулась с трехмесячным, он бы меня бить не стал.— Он не будет бить тебя за то, что ты переспала со мной?— А кто ему скажет? Ты?— Как может мужчина бить беспомощную женщину!— А как может мужчина убивать женщин? — огрызнулась Мелисенд. — Не этим ли ты намедни занимался?— Я не позволю ему избивать тебя.— Ты меня больше не интересуешь. И я не хочу, чтобы ты в дальнейшем докучал мне.— Ничего не выйдет.— Почему?Он долго смотрел на Мелисенд.— Наверное, я влюбился в тебя.— Наверное?— Я не знаю. Раньше я никогда не влюблялся.— Ты и теперь не влюблен. Просто хорошо провел время в постели с женщиной. Ничего больше.— Я не хочу даже думать о том, что ты возвращаешься к Маркизу.— Прекрасно. Думай о чем-нибудь еще.Мелисенд оделась, направилась к двери..— Я собираюсь вычеркнуть из памяти сегодняшний вечер. И настоятельно советую тебе последовать моему примеру.— Никогда.— Это твои трудности. — Дверь схлопнулась при приближении Мелисенд и вновь встала на место, когда она вышла в коридор.Найтхаук вернулся к окну, долго смотрел на заваленный снегом город. Затем медленно оделся: сонливость как рукой сняло. Он подошел к зеркалу, чтобы причесаться, но увидел не свое отражение, а ужасного скрюченного старика с проваленными глазами и торчащими сквозь кожу скулами. Вдоводела.— Как бы ты поступил на моем месте? — с горечью спросил Найтхаук. Прежде всего, не попал бы в такую передрягу. Я не позволял либидо управлять рассудком. — Как ты можешь так говорить? Я лишь раз лег в постель с женщиной. Ты лишился способности думать, как только увидел ее. — С тобой случилось бы то же самое. Только не говори, что случилось бы со мной, а чего — нет. Учишься жить ты, не я. Согласен. Как бы ты поступил на моем месте? Забыл ее? — Не могу. Она всего лишь женщина. Ты — всего лишь мужчина. Разница только в том, что опыта у нее побольше, и она знает, что сможет забыть тебя. Переспи еще с несколькими женщинами, и увидишь, что вызвать в памяти ее лицо с каждым разом станет все труднее. — Поэтому ты и стал знаменитым убийцей? Потому что никто для тебя ничего не значил? Я не говорил, что никто для меня ничего не значил. Я сказал, что нельзя позволять железам править рассудком. — Надоело мне это слышать. Скажи что-нибудь еще. Не командуй мною, сынок. Я — Вдоводел. Ты — всего лишь моя тень, заменитель. — Тогда помоги мне, черт побери! Я же отправился в Пограничье ради тебя! Если б не это, ты бы меня не увидел. Не отказывайся от помощи, которую тебе дают. И не жди совета, который хочешь услышать. — Что ты говоришь? Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, как удержать синекожую женщину. Не скажу. Забудь ее. — Может, ты и смог бы забыть. Я — нет. Тогда готовься к тому, чтобы убить Маркиза. — Я готов убить его хоть сегодня. Знаю, Но когда ты убьешь его, кто укажет на убийцу губернатора Трилейна? Или ты забыл, ради чего тебе вообще дали жизнь? — У Маркиза никак не меньше пяти миллионов кредиток. Почему я не могу убить его, конфисковать деньги и отослать их на Делурос? Потому что конфисковать ты хочешь только его женщину. И потому, что у Вдоводела есть свой кодекс чести. Если он говорил, что берется за поручение, то всегда держал слово. — Но я — не Вдоводел. Ты им станешь, дай срок. — Нет! Я — Джефферсон Найтхаук! Как и я… сначала я тоже был Джефферсоном Найтхауком: — Я — сам по себе! Я — не ты и не желаю выполнять твои приказы! Ты даже представить себе не можешь, до чего мы с тобой похожи. — Нет! — яростно выкрикнул Найтхаук. Да, плоть от плоти моей, кровь от крови моей. Ты же не думаешь, что видишь меня в зеркале, не так ли? Просто твой разум таким образом объясняет мое присутствие. Я — твоя совесть. Более того, я — твоя сущность. Мы переплетены духовно, физически, как только возможно. Ты падаешь, и мне больно, ты смеешься, и я радуюсь, ты хватаешься за оружие, а я целюсь и нажимаю на спусковой крючок. От себя не уйти, сынок, то есть не уйти от меня, потому что я — твое истинное я. Я тот, кем ты стремишься стать. Я — идеал, которого ты стремишься достигнуть, и я всегда буду маячить впереди. Как бы ты ни старался, в глубине души ты всегда будешь знать, что у меня получилось бы лучше, будь то оружие или женщина. — Черта с два! Отнюдь. Сейчас я на тридцать процентов человек, а на семьдесят болезнь, я заморожен, словно кусок мяса, оставленный для завтрашнего обеда, но ты все же боишься меня, ревнуешь ко мне. Я — злой дух твоих грез, юный Джефферсон, а вот в моих мыслях тебя нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64