— Отличный у тебя друг, верный — дальше некуда, — язвительно заметил Мэллори.— Он испытывает ужасные муки, — ответил Эогиппус. — У него больные ноги, а под нашим весом, да на снегу…— Знаю. Просто у меня сложилось впечатление, что вину за все свои несчастья он возлагает лично на меня.— Он возлагает вину на все человечество, — возразил Эогиппус.— Что ж, по-моему, небольшая толика молчаливых страданий подействует на него весьма благотворно. — Мэллори вновь обернулся к зданию, секунд пять молча разглядывал его, потом подошел к парадной двери, нажал на ручку и пробормотал:— Любопытно.— Что? — поинтересовался Эогиппус.— Открыто.В сопровождении крохотного конька он вошел в здание и оказался в круглом фойе, озаренном светом свечей. В дальней стене виднелись три двери, все до единой украшенные траурными венками. Слева перед элегантным столом красного дерева в ряд выстроились четыре позолоченных стула.За столом, делая какие-то записи гусиным пером в книге в черном кожаном переплете, сидел старик, одетый в темный двубортный костюм в узенькую полоску, с галстуком мрачной расцветки — невероятно изможденный, с ввалившимися щеками и глубоко посаженными глазами. В его серо-стальных от проседи волосах зияли глубокие залысины прямо над тонкими бровями.— Вы пришли получить тело? — осведомился он гулким, утробным голосом.— Нет, — ответил Мэллори, — я ищу полковника Каррутерса.Мужчина улыбнулся, показав ряд желтых кривых зубов.— А! Значит, вам нужен Патологиум.— В самом деле?— Да. — Мужчина с прищуром пригляделся к Эогиппусу. — Боюсь, собакам у нас вход воспрещен.— Он конь, — поправил Мэллори. Встав из-за стола и подойдя к ним, мужчина наклонился и оглядел Эогиппуса.— В самом деле, — наконец признал он и выпрямился. — У нас нет никаких правил, запрещающих входить лошадям, хотя это и крайне неординарная ситуация. — Снова осмотрев крохотного конька, он пожал узкими плечами. — Впрочем, одним нарушением норм больше, одним меньше — разница невелика. Пожалуйста, следуйте за мной, сэр.Он вышел в ближайшую дверь, а Мэллори с Эогиппусом последовали за ним по пятам в тесный коридорчик, осиянный свечами, установленными в оловянных бра, развешанных через равные промежутки по обеим стенам. Миновав коридор, мужчина вывел их к винтовой лестнице и начал спускаться.— Так что же такое Патологиум? — спросил Мэллори, поднимая Эогиппуса, чтобы снова взять под мышку.— Это складское помещение при покойницкой, находящейся наверху.— Там хранят тела?— Гробы.— И Каррутерс живет прямо там? — с подозрением уточнил Мэллори.— Совершенно верно.— Пусть мой вопрос покажется глупым, но все-таки, — не унимался Мэллори, — полковник живой человек?— Определенно.— А вы и полковник работаете в этом Патологиуме?— Мы живем там, — рассмеялся старик.— В морге? — не поверил Мэллори.— Далеко не все настолько удачливы, чтобы отложить довольно средств для ухода на покой, сэр, — сходя с нижней ступеньки, поведал старик. — Морг же обеспечивает нас теплым, сухим помещением для визитов и чудесным запасом воистину шикарных гробов для сна, а взамен мы по мере надобности делаем кое-какую работу по обслуживанию.— И гробы передают в ваше постоянное пользование?— Боже мой, конечно нет! Они нужны для дела. Все гробы выставлены для продажи. Но как только гроб продан, приходится пополнять запас; администрация попала бы в очень неловкое положение, если бы тел оказалось больше, чем гробов. — Он помолчал. — В общем, это вроде смены постели каждые пару дней, и помогает скрасить однообразие жизни.— Это ж вроде бы неудобно, — заметил Мэллори.— О нет, сэр! Современные гробы вполне просторны и роскошны. Если честно, я могу без зазрения совести признаться, что у меня ни разу в жизни не было кровати, хотя бы вполовину столь же удобной, как гроб. — Старик дошел до конца коридора. — Вот и пришли, сэр. Сейчас я вам покажу полковника.Он распахнул дверь, и Мэллори с Эогиппусом вслед за ним переступили порог просторного помещения.В дальнем конце комнаты стояло гробов сорок с лишком, каждый на своем столе — многие довольно изысканные, но было несколько довольно заурядных и невзрачных. Почти все гробы были снабжены подушками и одеялами, а приглядевшись, детектив обнаружил, что в полудюжине гробов спит с полдюжины стариков и старух. Один старик с плеером и в наушниках постукивал пальцами по бортику гроба в такт музыке.Остальная часть помещения смахивала на вестибюль старой гостиницы, пребывающей в доброй исправности, но отчаянно нуждающейся в смене декора. Кресла и диваны, пусть глубокие и удобные, давным-давно устарели, узор ковра считался старомодным еще до Второй мировой войны, красивые пепельницы почти не годились для использования по прямому назначению, стены украшали эстампы в позолоченных рамках работы художников давно почивших, но забытых еще задолго до того. Фонограф с изображением собаки, слушающей голос своего хозяина Знаменитая в прошлом торговая марка «His Master's Voice» («Голос его хозяина»), где изображен его фокстерьер Фрэнсиса Барро по кличке Ниппер (Кусака), внимательно слушающий голос, доносящийся из рупора фонографа.

, проигрывал на 78 оборотах в минуту одну из забывшихся любовных песенок Руди Уолли. Руди Уолли — эстрадный певец, популярный в конце 20-х — начале 30-х гг. Любопытно, что в 1928 году, когда Уолли организовал собственный оркестр и открыл в Нью-Йорке клуб «Хей-Хо», он начал пользоваться рупором для усиления голоса, как современные певцы — микрофоном.

В креслах и на диванах сидели мужчины и женщины, большей частью довольно старые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83