Нет, это совсем другое. Вадим просто не хотел видеть ее. А она? Она тоже?.. Она только сейчас... в другое время она не стала бы прятаться...
И Наташе сделалось обидно до горечи, что нет у нее никого, с кем бы она могла побыть вместе, кому могла бы рассказать все, что у нее сейчас на душе.
И как-то сразу все стало безразличным, и было уже все равно, встретит ли и увидит ли кто ее, и, уже не думая, что, может быть, Николай стоит неподалеку и ждет ее, она вышла из общежития и повернула к распадку.Она долго шла по тропе. Шла быстро, как будто ей надо было успеть куда-то, почти не уклоняясь от пахучих ветвей, трогающих лицо щекотными иголочками, и остановилась, только придя на широкую поляну, показавшуюся ей странно знакомой.
Наташа оглядывалась и никакие могла понять: почему так знакомо ей это место? И только когда взгляд остановился на торчавшей посреди лесистого склона огромной голой глыбе серого камня, на верху которой росла сосенка с причудливо' изогнутым стволом,— вспомнила. Здесь, на этом самом месте, случилась с ней беда. Здесь она оступилась и упала, когда они несли тяжелое бревно. Только тогда вся поляна была завалена бревнами и расцвечена кострами из сучьев и ветвей. Поэтому она и не узнала сразу этого места.
Наташа села на пень, срез которого успел уже потемнеть, и задумалась.И сразу вспомнилось, как Аркадий и Люба вели ее под руки, а потом несли до медпункта. И как она, сжавшись от боли, сидела на ступеньках крыльца и ей казалось, что эта пронзительная боль никогда не утихнет. И как подошел Федор Васильевич, взял ее на руки и внес в медпункт. «Дай ей чего-нибудь! Видишь, ее всю стянуло от боли»,— приказал он медсестре. Та дала чего-то выпить, и ей стало легче.
Вот кому — Федору Васильевичу она могла бы рассказать все, что у нее па душе... Даже сейчас... Только понял ли бы он ее? Он всегда разговаривает, как с ребенком...
Солнце, до того скрытое за деревьями, выглянуло в просвет между стволами. Косой вечерний лучик ударил в глаза Наташе и оборвал ее мысли.
Она встала и огляделась.Красное солнце медленно скрывалось за гребнем высокой скалы правого берега. И по мере того как оно опускалось, словно вдавливаясь в темную скалу,
все жарче пламенела полоса заката, и на ее пылающем фоне все резче выделялись черные силуэты деревьев, зубчатой бахромой окаймивших гребень скалы.
Снизу от реки в распадок медленно вползали вечерние прохладные сумерки. Наташа вздрогнула, зябко поежилась и, словно нехотя, побрела по тропинке к дому.
Набатов нисколько не удивился, когда Евгений Адамович попросил у него разрешения детально ознакомиться с проектом зимнего перекрытия.
— Готовитесь к техсовету?
Калиновский постарался изобразить искреннее удивление:
— Не понимаю вас, Кузьма Сергеевич. Набатов протянул ему телеграмму. «Устье-Сибирское.
Устьгэсстрой. Набатову.
Ваш проект зимнего перекрытия реки будет рассмотрен техническим советом второй половине ноября тчк До решения техсовета подготовительных работ не начинайте».
Подписал телеграмму начальник главка.
— Это для меня новость, Кузьма Сергеевич. Тем более, как ваш заместитель, я должен быть в курсе дела.
— Вы правы,—сказал Набатов и тут же по телефону дал распоряжение Звягину представить заместителю главного инженера все материалы и расчеты.
В конце дня Набатов пригласил к себе Перева-лова и начальника управления земельно-скальных работ Швидко.
— Колесо завертелось,— сказал Набатов и прочел им телеграмму главка.
— Так это же хорошо! — воскликнул Перевалов.— Наше дело верное. Преимущества нашего проекта ясны. Опровергнуть его никто не сможет.
Швидко неодобрительно покачал лысой головой? — Не туда смотришь, Семен Александрович. Ты. читай последнюю строку., В ней весь смак. Так я понимаю, Кузьма Сергеевич?
— Правильно понимаешь, Терентий Фомич,— подтвердил Набатов.— Не спорь, Семен Александрович, Ты сказал: это хорошо. Хорошего тут только то, что мы теперь знаем позицию главка и, как говорится,, игра пойдет в открытую.
— Позиция главка определится после техсовета,— возразил Перевалов.
— Нет,— резко сказал Набатов.— Это для... излишне доверчивых. Обрати внимание на сроки. Тех-совет назначен на конец ноября. Где ноябрь, там и декабрь. Когда же мы готовиться к перекрытию будем, если выполним указание ждать до техсовета?
— Тогда мне непонятна политика главка.
— Все понятно. В главке ждут решения о консервации стройки, а мы врезаемся, со своим зимним перекрытием.
— Ну и запретили бы сразу!
— А если решения о консервации не будет? В главке люди умные... и любят всегда быть правыми.
— Вот такая, Семен Александрович, механика,— назидательно сказал Швидко.
Все трое помолчали. Перевалов еще раз перечитал телеграмму, подумал и спросил:
— Как будем решать, Кузьма Сергеевич?
— Решение одно,— ответил Набатов.— Отпразднуем Октябрьскую и... сразу же начнем рубить ряжи.
Перевалов и Швидко ушли.
Набатов сидел за столом усталый и мрачный. При людях он сдерживался. Тревоги и сомнения пусть останутся при нем, с товарищами он разделит только уверенность в успехе начатого дела. Но сам он, головой отвечающий за дело, может тревожиться и сомневаться, больше того — он не имеет права быть само-уверенно спокойным.
Принятое сегодня решение — прыжок в неизвестность.
Рабочий день давно закончился. Тихо в коридорах и кабинетах управления строительства. Наверное, во всем здании сейчас только он, Набатов, вахтер у дверей да телефонистка на коммутаторе.
Пора домой. Думать можно и дома...
Кто-то тихо постучал в дверь. Или это просто послышалось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102