Я знала, что вы не откажетесь мне помочь. Только вы меня не дослушали. Вас вчера не было, и я сама поговорила с Николаем Николаевичем. И он меня принял на работу,— тут Наташа улыбнулась лукаво.— Только не на такую, какую мне хотелось, а на такую, как бы вы посоветовали. В диспетчерскую посадили к телефону.
— Здорово я обмишулился! —засмеялся Федор Васильевич.— Разговариваю с начальством и без всякого почтения!
— Вы сразу и смеяться!
— Какой тут может быть смех! Диспетчер на стройке — первое начальство. Теперь буду за километр шапку ломать и звать только Натальей Максимовной.,
— Федор Васильевич, ну что вы, право,— уже совсем жалобно взмолилась Наташа.
— По заслуге и почет. Ну ладно, Наташа. Не сердись на шутку. Рад за тебя. Осваивай новую специальность, а Звягину я скажу, чтобы первое время не очень взыскивал с тебя.
— Федор Васильевич,— попросила Наташа,—пожалуйста, ничего не говорите ему.
Вычерпывание льда из майны затянулось на весь день. Черный ковш без устали клевал и клевал ледяную кашу, но темную, дымящуюся полынью, остававшуюся после каждого клевка, тут же затягивало, и казалось, что льда в майне не убывает. Иногда ковш падал на крупную глыбу, не вмещавшуюся в его разверстый зев, и тогда челюсти-створки, сжимаясь, скрежетали впустую по ее скользким граням.
— Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь,— говорил озабоченно Терентий Фомич, обращаясь сразу и к Набатову и к Перевалову.— На какой чепухе застопорило! Придется завтра с утра опускать ряж. Ночью таким делом заниматься несподручно.
— Сама себя раба бьет, что нечисто жнет,— сказал Набатов.
Терентий Фомич насторожился:
— В свой адрес не принимаю.
— Придется принять,— все так же полушутя-полусерьезно возразил Набатов.— Недавно я сам слышал, как один начальник отмахнулся от предложения заменить грейферный ковш..
Терентий Фомич окончательно рассердился.
— Любимчиками обзаводитесь, Кузьма Сергеевич! Нам, старикам, видно, на покой пора.
— Какой уж тут покой, когда ряж не опущен! — Набатов вздохнул и уже совершенно серьезно сказал:—Ряж опускать будем сегодня, а не завтра. Ночь длинная, к утру должны успеть. Чтобы ты, старина, не посчитал это за. каприз, поясню: и у меня и у секретаря в кармане билеты на самолет. На завтрашний день. Он летит в обком, я — в министерство. Посуди сам: можем ли мы вылетать, не увидев своими глазами, как первый ряж посадили на дно?.. А на Звягина ты зря рассерчал, он добрый тебе помощник.
— Учи, учи, сам-то я уж из ума выжил! — по инерции проворчал Терентий Фомич.
Все — и вес ряжа, и величина трения, и тяговая сила бульдозеров, умноженная сложными полиспастами,— все было точно учтено и не раз проверено самыми тщательными расчетами, и все-таки до последней секунды Николай Звягин не мог представить, как это огромное сооружение сдвинется с места и поползет по льду. Ряж был нисколько не меньше двухэтажного дома, в котором жил Николай. К тому же стены ряжа были без оконных и дверных проемов, внутренняя его пустота не угадывалась, и он представлялся сплошным и соответственно неимоверно громоздким и тяжелым.
Пока опоясывали ряж тросами и припрягали бульдозеры, солнце круто свалилось к закату. И когда Николай, проверив еще раз все крепления толстых стальных тросов, дал команду начинать, покрытая
снегом вершина коснулась солнечного диска и высекла из него два снопа огненно-красных лучей.
— Опять нам солнышко команду подает,— сказал веселый подрывник.
Бульдозеры враз взвыли в тяжкой натуге, тросы натянулись, как струны, ряж хрустнул всеми своими стыками и связями, со скрипом стронулся с места и медленно, очень медленно двинулся к майне.
Николай стоял побледневший от радостного волнения и еще не мог поверить, что вот так Просто, по одному его слову и взмаху руки, вся эта громоздкая махина пришла в движение. Он не видел Набатова, что стоял неподалеку вместе с Переваловым и Терентием Фомичом, не замечал Наташу, с радостным изумлением смотревшую на него, не слышал веселых восклицаний и выкриков столпившихся возле майны людей.
Все эти положенные в основу расчетов коэффициенты трения и скольжения, моменты инерции, выглядевшие на страницах технических справочников такими холодными, мертвыми формулами, сейчас ожили и доказали не только свою извечную абсолютную правильность, но и (самое главное!) умение его, Николая Звягина, владеть формулами.
И хотя тут не было ничего непредвиденного, чувствовать и осознавать это было радостно. Ряж придвинулся вплотную к кромке майны.И снова тревога охватила Николая. Сейчас ряж накренится и вдруг... не выдержит, отколется кромка ледяного поля и останется под днищем ряжа. Сажать ряж на дно, не удалив льдину, нельзя. А как ее удалить?.. Как трудно, как тревожно выполнять любое дело, тем более такое сложное, в первый раз!.. Да что же он остановился, словно прикипел к льдине!
Ряж накренился и, как судно со стапелей, сполз в майну. Из узкой щели между стенкой ряжа и краем майны хлынула волна и покатилась, растекаясь по льду. Николай побежал, разбрызгивая воду, к ряжу.
И не один он. Темные фигуры людей облепили янтарно-желтый ряж со всех сторон. Каждому хотелось коснуться его своей рукой. Ведь это был первый
ряж! Начало, которого так долго и так нетерпеливо ждали.
— Посторонись, трос выдергивать будут! — крикнул Ляпин.
Обступившие ряж люди нехотя отошли на несколько шагов. Снова заурчали бульдозеры, концы тросов со свистом скользнули под лед, и освобожденный от последних пут ряж чуть заметно закачался в майне, как огромный поплавок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102