Еще в предрассветной тьме хаджи Якуб, обеспокоенный ночным вызовом, правителя, предстал перед Мирзо Акрамом. Увидев, в каком взволнованном состоянии его встретил правитель, хаджи Якуб еще более встревожился.
— Все ли у вас в порядке? Как здоровье? Что случилось?
— Садитесь! — устало вымолвил Мирзо Акрам.— Помните ли вы Восэ?
— Восэ? Какой Восэ?
— Ну того... усмирившего Аллаярова жеребца на недавнем празднестве.
— А! Да, да... Его привели связанным, вы его простили...
— Да, простив, наелся дерьма! —в горести и злобе выкрикнул Мирзо Акрам.— О том, как этот проклятый, работая у меня табунщиком, нагрубил мне в Каршах, я вам рассказывал. Мне тогда надо было сказать миршабу, что^ он засадил этого негодяя в тюрьму. Я не сделал так! За новое преступление он был арестован, а я его освободил, выпустил из рук! Любому дураку на потеху теперь моя жалостливость! Теперь он стал бедою моей, несчастьем моим; грязной вошью в моей голове,— вор, разбойник, головорез!..
С перекошенным лицом, с дрожащими от бешенства губами, Мирзо Акрам передал хаджи Якубу подробности всего, что произошло в Ховалинге...
— Если его высочество узнает об этом убийстве, то, конечно, гнев падет на меня. Прахом стану я сам, прахом станет мой дом! Скажите, хаджи, что мне делать? Что написать эмиру? Чем объяснить смуту ховалингцев? Что доложить кушбеги Остонакулу?
Умный, рассудительный хаджи Якуб, прикусив палец, качал головой, выражая свое удивление и сожаление. Но что тут было придумать? Он старался успокоить правителя ничего не значащими словами о том, что, дескать, в деле управления бекством еще и не такие происшествия бывают, что правителю никогда не следует теряться, что распутать нить покатившегося клубка всегда можно, обладая терпением, и что, конечно, ум правителя найдет способ восстановить в вилайете спокойствие.
— В письме, которое вы пошлете в столицу, всю вину свалите на шею горстки бродяг-головорезов. Но дружески скажу вам: о волнениях, о смуте подданных не пишите, а не то как бы их высочество не послали расследователя, не приказали бы провести дознание,— если б дело дошло до этого, вам пришлось бы опасаться обвинения в том, что именно ваши действия довели население до бунта. Вы, конечно, Восэ задержите?
— А как же! Я прикажу караулбеги Давляту сегодня же выехать, извлечь тех бунтарей хоть из-под земли и доставить сюда. Нет, я не успокоюсь до тех пор, пока Восэ со всеми его дружками не будет в базарный день казнен, а перед тем на виду у всего народа прикажу отрезать этим бандитам носы, уши, выковырять глаза!..
— Если богу будет угодно, то все эти воры и убийцы, изловленные вами, получат достойное наказание. Но совет таков: вы сейчас же для преследования и поимки пошлите вместо Давлята какого-нибудь менее известного человека.
— Это почему?
— Если будет послан караулбеги, то его высочество и другие люди в столице подумают, что на подвластной вам земле произошло крупное восстание. Последствия этого не окажутся хорошими для вас. Вы поручите дело какому-нибудь рабу вашего дворца либо надежному и храброму сельскому старосте, бунтарей надо поймать потихоньку, без шума и крика, так, чтобы «и запах их не вышел». Тогда и мятеж сам собою развеется, подданные сразу же успокоятся. И послание, направленное вами в Бухару и Гиссар, не вызовет сомнений в правдивости ваших слов. Сообщите: «Я поймал этих четырех гнусных злодеев, убийц почтеннейшего диванбеги». И все — душа свободна. Если даже последует высочайшее повеление доставить тех убийц в Бухару, то пошлите туда на казнь, а нет — так сами прикончите.
От слов хаджи Якуба Мирзо Акраму стало спокойнее, он счел совет весьма разумным. «Хорошо я сделал, позвав его!» — с удовлетворением подумал он.
Они оба долго обсуждали, кого послать на поимку Восэ, перебирали имена старейшин, стражников, начальников караулов. Наконец решили поручить дело тысяцкому Саидкулу, по прозвищу «Комок Глины»,— все подчиненные ему стражники и слуги казались столь тупоумными и неповоротливыми, что он всегда окликал их словами «Эй, комок глины!», за что и получил от людей это прозвище. Этот тысяцкий был старейшиной кочевого племени марка, жил в Кизыл-Мазаре и по приказу правителей Бальджуана, Куляба, Кабадиана не раз выступал с кочевниками своего племени против шаек воров и разбойников, умело громил их, вылавливал зачинщиков и тем прославился на всю Восточную Бухару. Помимо всего он со своими марка был благодарен Мирзо Акраму за то, что вместо отбитых у них овечьих отар люди племени марка получили от правителя тысячу голов овец из угнанных Тугаем. Мирзо Акрам не сомневался в том, что по этой причине Саидкул охотно выполнит его просьбу.
Через два дня тысяцкий-«воровылавливатель» по приглашению Мирзо Акрама прибыл из Кизыл-Мазара с двадцатью конными джигитами. Правитель дал ему еще два десятка своих солдат, оружие и боеприпасы. "С сорока отборными конниками Саидкул отправился на «врагов его высочества» в сторону Ховалинга, Сари-Хосора, Яхсу...
Восэ с отрядом тоже ездил из селения в селение. Почти не давая отдыха коням, отряд ежедневно заезжал в пять- шесть селений, в которых Восэ и его друзья призывали народ к восстанию. Восставшие бедняки отбирали зерно и скот у богатеев, чиновников, делили добычу между собой. А узнав от дозорных, что к селению приближается Комок Глины, заблаговременно уходили в горы, скрывались в глухих ущельях. Тысяцкий Саидкул тоже не давал себе отдыха, почти безостановочно преследуя Восэ. Но поймать Восэ было трудно, даже невозможно, ибо когда тысяцкий расспрашивал про него население, то земледельцы, пастухи, дровосеки направляли его в ложную сторону, а сами срочно сообщали Восэ о местонахождении Саидкула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146