В комнате у нее было даже две плиты, другая — полукамин, или как там это еще зовется. Когда сноха приехала впервые к ней в гости, то обрадовалась как дитя: давай, мол, затопим и камин. Сноха хотела все проверить, все испытать. Но Пауль согласился с матерью — не стоит разжигать огонь, кто знает, есть ли у этой странной плиты заслонка, еще зачадит...
Сноха вообще хотела многое переиначить в ее, Сальме, житье-бытье. Но все осталось как было, это ее комната, здесь она хозяйка, она знает, куда складывать очистки от картошки и перья от лука. Сноха сказала еще: заведи, мол, поросенка, если скучно одной, они купят ей поросенка и к тому же дадут деньги на молоко. Еще чего, ходи за животиной, и так всю жизнь трудилась, так что пар шел. Ей живется ничего, только скучно, это да, чего скрывать, Говорить об этом снохе не стоит, она снова заведет разговор о поросенке.
Разговаривать со снохой вообще надо было осторожно. Однажды Сальме пожаловалась, что всю жизнь у нее не было никакого имущества, даже коровы не было. На это сноха сказала, что они купят ей корову, только не надо сетовать на жизнь.
Горьковатый запах каленого кофе оборвал размышления Сальме.
— Ой, боже, совсем вылетели из головы эти зерна!
Она подбежала к плите, схватила крышку голой рукой,
крышка со звоном упала на пол. В лицо Сальме ударил густой дым. Зерна были черные как угольки. Сальме поискала тряпку, но не заметила ее, схватила полотенце и сняла сковороду с огня. Комната наполнилась синим чадом, кофейные зерна продолжали гореть.
Сальме открыла дверь в коридор. Вскоре и коридор наполнился гарью.
И, как всегда в таких случаях, на пороге выросла Хильдегард. Доносились голоса и из квартиры Орешкина, но оттуда никто никогда не приходил ругаться.
— Ты что, задумала спалить наш дом? — застрекотала Хильдегард.
— Как так?
— Дом весь в дыму, а она еще спрашивает, «как так»!
— Ничего такого и нет! — дернула плечом Сальме, но Хильдегард уже переступила порог и подошла к плите. Сальме не успела вовремя закрыть двери.
— Что ты жжешь опять — кости или тряпки? Зачем? Всюду гарь и вонь стоит.
— Ничего я не жгу.
— Так уж и не жжешь. Ишь ты, кофейные зерна! Вот те на! Не нашла, старая, чего поумнее делать, возится с кофейными зернами.
— Сноха велела мне кофе пить, каждый божий день свою норму. Кто бы ни ходил сюда кудахтать, я никого не послушаю. Мой дом — мой закон, я никого не боюсь. Я должна пить настоящий кофе, сноха сказала.
— Чего ты церемонишься со своей снохой!
— Церемонюсь, да! — воскликнула Сальме.— Моя сноха врач, она все знает, она одна умнее, чем десяток таких, как ты!
— Я человек рабочий и хочу после работы отдыхать. Ночью ты топаешь по комнате, днем жжешь зерна. Это непорядок. Я пойду жаловаться в контору.
— Ступай жалуйся в контору-переконтору, я никого не боюсь. Ничего они мне не сделают, я пенсионерка.
— Небось сделают, не важничай очень-то.
Сальме боялась конторы, оттуда в самом деле приходили приструнивать буянов. Но она не выказывала своего страха.
Неужели из-за каких-то несчастных кофейных зерен придет директор или парторг?
Сальме не успела ответить Хильдегард. Часто бывало именно так. Пока Сальме готовилась достойно ответить, Хильдегард успевала уйти.
Сальме встала и, гордо подняв голову, заходила взад- вперед по комнате. Свой дом — свой закон, да, так и есть. В городе она не думала о своем доме, там всем заправляла сноха, Сальме на каждом шагу чувствовала, что там хозяйка сноха, а не она. А все же хорошо самой быть хозяйкой, знать, что ты сама — «а» и «я» в своей квартире. Только с этой Хильдегард, с этой занудой, как Сальме именовала про себя соседку, она не знает, как вести себя. Что плохого сделал ей этот запах жареных зерен! Непривычное дело.
Что же делать с зернами? Она повертела в ладони одно зернышко. Сноха как-то принесла в городе кофейные зерна и, ссыпав их в мельницу, сказала, что они пережарены, хорошего кофе из них не выйдет. Но те были куда светлее, чем эти, ее. В сомнении Сальме высыпала зерна из сковородки в помойное ведро.
Как хорошо, что она положила на сковородку не все зерна. Никогда нельзя этого делать. Сначала надо испробовать и посмотреть, что выйдет.
Но она не остановится, пока не обжарит их как следует. Сальме вытерла старой газетой дно сковородки и снова поставила ее на огонь.
На этот раз она решила сначала положить в сковородку масла. Известное дело, когда жаришь без масла, все подгорает.
Продавец, правда, ничего не говорил о масле, но разве он знает, мужчина все-таки. Броннер, подумала Сальме. Сковородка с крышкой, а на крышке длинная ручка, такой нет даже у ее снохи, хотя у нее много всяких штукенций.
Масло на сковородке потемнело, и Сальме насыпала пригоршню кофейных зерен. Затем подложила под сковородку еще один круг. Она же сама виновата, что развела такой сильный огонь в плите.
Она стояла с длинным хлебным ножом в руке перед сковородкой и бурчала: «Масло дрянное, не выносит жару, пена подымается, подгорает, как сметана...» Сальме подложила еще один круг и добавила на кончике ножа масла в сковородку.
Кофейные зерна подрумянились. Ишь ты, темнеют, неправда, что они не поджарятся. Интересно, какие они изнутри. Она разрезала ножом одно зернышко, оно было внутри бледное, как суровая нитка. Надо подержать на огне еще, пусть дойдут. Сальме накрыла сковородку крышкой и поворошила огонь, чтобы горел норови ее. Все надо делать с умом да с подходцем.
Наконец зерна были в миске, и Сальме радовалась. Дело это не такое уж и трудное, каким казалось сперва. Хильдегард не умеет жарить кофейные зерна, продавец тоже, хотя о сказал, что зерна надо положить на сковородку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22