Второй сын, Штефан, тот немного отдалился, жена у него немка из Познани, он с ней познакомился в Берлине, когда изучал там технические науки. Впрочем, она из родовитой семьи, сама преподает в женском лицее, а он — инженером на заводе Шкода. У них четверо деток, красивые и умненькие, прямо на редкость! Жалко только, что немка по-румынски ни в зуб, по несчастью, и дети тоже. Все они каждым летом приезжают на недельку в Лекинцу, тогда как Александру вот уже лет десять не бывал дома. Дальше по годам, из сыновей, идет Ливиу, ему только тридцать два года, а он уже штабной капитан, ныне в штабе армейского корпуса в Граце, но есть надежда, что его в скором времени переведут в Сибиу, поближе к дому. Ну, это блистательный малый и с великолепным будущим. Кончил курс военных наук первым академистом, а этой осенью с отличием выдержал экзамен на старшего штабного офицера. Единственная беда его: женитьбы боится как огня. И неизвестно, в кого он такой, в роду Пинтей все влюбчивы. Разве что в попадью пошел, она на своем веку глаз не подняла на другого мужчину, хотя в молодости была как цветик... Конечно, в семье у нас и медик имеется. Это Вирджил, он обосновался в Сибиу, там у него громаднейшая практика, ему даже иноплеменники завидуют. И такой он ярый румын, что для дела нации идет на любые жертвы, поэтому к нему благоволят и в румынских политических кругах; не удивительно, если он вот-вот станет депутатом палаты в Будапеште... Самый смирный из всех Ионел, счетовод крупного банка в Черновицах, экономный, усердный, сметлив в расчетах, ему прямо назначено быть миллионером или по меньшей мере директором банка... Теперь идет по порядку Джеордже, он тоже славный малый, главное, пошел по стопам родителя. Когда отец закроет глаза, Джеордже примет его паству в Лекинце... Остаются еще двое сыновей, Марку и Василе. Первый — тот вовсе удержу не знает в национализме, в прошлом году был вожаком забастовки румынских студентов в Будапеште, — там один из профессоров попытался запретить им говорить по-румынски. Василе теперь кончает лицей в Блаже... А дочери-то! Первая, окрещенная Профирой, по матери, замужем в Бессарабии, под Кишиневом. Встретилась она одному бессарабскому мелкому помещику в Джурджу, когда гостила у Александру, и вот в один прекрасный день получаем весточку: «Дорогие родители, я нашла свое счастье, обручилась...» Так-то может обернуться поездка! Вторую, Лудовику, взял за себя адвокат Виктор Грозя из Клужа, и у них двое детей, мальчик и девочка. И, наконец, Еуджения, наша меньшая, редкостная красавица, жена депутата Гогу Ионеску в Румынии. Говорят, в бухарестских салонах от нее просто без ума, все ее балуют. Правда, и молода еще, она ведь младше Джеордже, хотя вот три года исполнится, как она повенчалась...
Перечисление любимых чад исторгло слезы у попадьи,—как ей не плакать, когда все они рассеялись по белу свету, ей и не посчастливилось еще хоть разок увидеть всех вместе; может статься, завтра она навек закроет глаза, годы-то вон как извели ее и высушили. Пинтя величавым жестом прервал ее причитания:
— Ладно, старая, не горюй и имей терпение! Мы еще поживем и отпразднуем золотую свадьбу, если богу угодно будет... Тогда уж и соберем всех, кто где есть, со всеми чадами и домочадцами... Да будет благая воля твоя!
Старик тарантил без умолку, и Херделя едва сумел завести с ним с глазу на глаз серьезный разговор, объявив ему, что у Лауры нет приданого, зато сердце у нее... Пинтя с неудовольствием перебил его:
— У меня такой принцип: не вмешиваться в браки детей. Пускай каждый как постелит, так и поспит. Это уж их забота глядеть в оба...
Учитель тоже был не очень обрадован ответом свата, но проглотил молча, только усмехнулся, будто услышал милую шутку.
Договорились, что о дне венчания Пинтя уведомит письмом, когда известит всех родственников. Пока решили одно: справлять свадьбу в Армадии, для большей торжественности.
Семейство Пинтей отправилось коляской в Лекинцу поздней ночью. Едва выехали за село, старик начал отчитывать Джеордже: напрасно, мол, он поторопился, не нравится ему все, что он увидел здесь, и зачем он связывается с этой нищей братией, которые тщатся прикрыть свое убожество пустозвонством, и, в общем, ему еще надо хорошенько подумать, пока не поздно... Джеордже оскорбился: как можно говорить подобные вещи о таких симпатичных людях, да еще будущих родственниках. Ни за какие блага он не откажется от Лауры. Ну понятно, отец был бы рад женить его на какой-нибудь богатой уродине, ему в тягость сноха-бесприданница. Но пусть и не пытается отговорить его — это совершенно бесполезно, тем более после помолвки. И чем обливать грязью его невесту, лучше бы поговорил о чем другом. Сраженный усталостью и сном, старик быстро капитулировал, последовав примеру попадьи, всплакнув, она дремала с полураскрытым ртом, покачиваясь от тряски экипажей. У Херделей до утра не гасили свет. Вся семья переживала огромную радость. Только теперь они по-настоящему поняли, какое счастье выпало Лауре. Учитель с торжеством и не один раз перебрал всю родню Джеордже, спрашивая при этом Лауру: разве не прав он был, когда уговаривал ее выкинуть блажь из головы и быть благоразумной? На лице невесты застыла, как маска, счастливейшая улыбка. Она пообещала сестре взять ее с собой, вывезти в свет, неизвестно ведь, где человеку подвернется счастье, а особенно девушке. Вот, например, если бы она не поехала тогда в Сынджеорз, не вошла бы сегодня в такую большую и имени тую семью. Г-жа Херделя молчала, изнемогая от волнения, глаза у нее были мокры от слез, и она поджимала губы, чтобы не расплакаться в голос, а Гиги, не долго думая, бросилась к Лауре и осыпала ее поцелуями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156