Тем самым он завоюет себе приверженца и в то же время выиграет во мнении всего округа... Ну как не выбрать в депутаты такого человека, который протягивает руку помощи даже своему вчерашнему противнику?
При всей растерянности Херделя вдруг подумал, что, раз уж Грофшору так благожелателен к нему, не лучше ли выложить ему все свои несчастья, послав к чертям Иона. Но у него на это не хватило духу, и он сказал адвокату, что пришел по делу крестника. Грофшору в доказательство своего доброго к нему расположения сразу же заявил, что отказывается от половины причитающегося гонорара, причем несколько раз повторил дружелюбнейшим тоном:
— Только ради вас, единственно потому, что вы просите.
Херделя пролепетал слова благодарности и встал. Опять он было подумал сказать ему и про свою беду и опять слова просьбы застряли у него в горле. Так он стоял с униженным и подавленным видом; ему не хотелось уходить, не попытав счастья, и все же он не наполил в себе ни крохи мужества. Тут вдруг Грофшору сказал ему:
— Я слышал, как вы обожглись с вашими венграми... Очень печально... очень... очень печально... Вы и не представляете, как я вам сочувствую...
Учитель испуганно посмотрел на него, точно хотел попросить прощения.
— Вам нужно было ко мне обратиться с этим судебным делом! Я бы вас отстоял... Зря вы меня избегали...
Грофшору замолчал, ожидая, что тот попросит его, и тогда будет случай проявить великодушие. Херделя прекрасно понимал это, мучился и все-таки не мог выдавить из себя ни одного слова.
— Туговато вам придется без жалованья, — опять начал Грофшору после паузы. — О, я представляю это... очень туго будет...— Он опять подождал и, не получив ответа, решительно сказал:— Я, со своей стороны, готов вам помочь... Я ведь ничего против вас не имею, я не злопамятен... Да и потом, мы прежде всего румыны, так ведь?.. Если вы пожелаете, я могу предложить вам место писца у себя в канцелярии... Я знаю, что вы хорошо разбираетесь в конторских делах... С нового года, скажем, с полным удовольствием... А относительно оплаты, я полагаю, мы сойдемся... Я знаю, что вам тяжело и...
— Господин Грофшору... я... нет... теперь... Простите меня! Простите! — вдруг забормотал Херделя с полными слез глазами.— Простите меня!.. Я не достоин...
Он пошатнулся. Лицо у него сияло от радости. Он не смел мигнуть глазом, боясь, что слезы потекут по лицу.
Грофшору прочувствовал все волнение этой истерзанной доброй души и уже искренне проникся состраданием. Он схватил его правую руку обеими руками и горячо пожал ее. Потом братски похлопал его по плечу и растроганно шепнул:
— Не унывайте!.. Не унывайте!.. Румын никогда не пропадет!
До Припаса Херделя не столько шел, сколько летел, торопясь поскорее сообщить своей «старуне» добрую весть. И всю дорогу говорил Иону про Грофшору, расточая ему такие жаркие хвалы, точно самому господу богу.
-- Во всей Европе не найдется другого такого человека, как Грофшору, слышишь, Ион?! — восклицал он после каждой реплики.
Госпожа Херделя заставила его пересказать все по порядку раз пять: что тот ему сказал, как он пообещал, как был одет... Потом плакала навзрыд от радости и немедля прочла особую молитву за благодетелей, которую знала еще с детства, горячо прося всевышнего ниспослать Грофшору здоровье, благополучие и исполнение всех его желаний.
— И против такого человека я ратовал на выборах в угоду окаянным венграм!.. Я просто готов головой об стенку биться! — сокрушался учитель, испытывая угрызения совести.
— И дурак же ты был, муженек! — сказала г-жа Херделя, утирая рот тылом ладони. — То-то вот! Не хотел послушать меня... Да бог услышал мои молитвы и не оставил нас милостями...
5
Жизнь в Лушке казалась Титу светлым сном, с тех пор как он сблизился с Вирджинией Герман. Ни с друзьями в Армадии, ни с сестрами даже, еще ни с кем у него не было такого полного согласия во всем, как с этой умной и милой учительницей. Дочь письмоводителя Кынтэряну наводила скуку своей ревностью, доказывая этим свою неспособность постичь идеальную близость двух благородных душ.
Как-то в начале осени, в сумерки, вдохновенный Титу примчался к Вирджинии и застал у нее жандармского унтера. Он так и присел от удивления. Что нужно венгерскому унтеру от гордой румынки? Начальник жандармского участка с первого же дня пытался было подружиться с ним, но Титу бегал от него, как от чумы. Дружба с венгерским жандармом была в его глазах величайшим позором... И вдруг он у Вирджинии Герман, у подруги его мечтаний, у той, кто разделяет его устремления!.. Учительница покраснела и спросила по-венгерски:
— Вы не знакомы?
— Как же, даже хорошо знакомы, — ответил венгр, подавая руку Титу.
Унтер, однако, побыл всего несколько минут и поушел, весьма почтительно поцеловав пальчики Вирджинии Герман.
Титу, упорно молчавший все время, сразу выпалил, как только за тем закрылась дверь:
— Вы... принимаете у себя в доме наших палачей?
— Он порядочный человек... Зачем вы преувеличиваете? Только потому, что он венгр? — ответила задетая учительница.
— И вы... так говорите?
— Да ну вас, вы просто смешны! — возмутилась Вирджиния.— Мечты — одно дело, а люди — другое. Все знают мои истинные чувства, но это не значит, что надо отворачиваться от действительности.
Титу сделал было робкую попытку разъяснить ей, что расхождение между чувствами и поступками — это преступление перед идеалом, но скоро вынужден был сдаться. Учительница все ниже падала в его глазах. «Еще одно разочарование! — говорил он себе, понуро возвращаясь домой, точно солдат, побежденный в решающей битве. — Кажется, вся жизнь — это вереница обманутых надежд, жестокая борьба мечты и действительности !
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156