Сейчас ли или чуть позже, но сохранить живой! Как это осуществить, я не отдавал себе отчета.
Откуда у меня такое убеждение, что со мной ничего не случится? Оно так глубоко проникло в меня с тех пор, как я впервые увидел Аделу. Эта девушка для меня как счастливое предзнаменование. Мои товарищи погибали друг за другом, я оставался невредим. Я клал голову на камни бруствера, но глаза мои, кроме как во сне, не смыкались. О такой женщине и такой любви я мечтал много лет. Мечтал, как о чуде, которое коснется меня. Я видел ее в канун боя и остался в живых. Я видел ее в нашей группе и остался в живых. Она присоединилась ко мне, а не к Минеру. Пошла не на восток. Эта женщина была для меня редкостной наградой, подарком судьбы. Стоило пережить столько горя, чтобы встретить вот такую Аделу, о существовании которой прежде я и не знал,
— Не хочу, — повторила она.
— У тебя чудесные ноги.
— Да? Запомни, если ты меня тронешь, я уйду.
— Да? — ответил я. — Я не вижу в этом ничего плохого.
— Еще что?
— Ты чудесная женщина.
— Я ничья женщина.
— Верно. До сих пор.
Она испытующе посмотрела на меня из-под ресниц. Щеки ее пылали.
Я склонился над ней, и она побледнела, опустив веки. Лицо ее изменилось до неузнаваемости. Она не напоминала уже ни встретившуюся мне на пыльной дороге девушку, ни героиню фильма, ни ту Аделу, что все время шла рядом со мной. Но она была реальной, как реальны окружавшие нас сосны, и сильна, как эти деревья, и ласкова, как трава альпийских лугов. Я поражался собственной смелости. Она уступала и проваливалась куда-то в пропасть вместе со мной. Прежде, видя в ней только гимназистку, я всегда думал, что они слишком хрупкие. А теперь она казалась мне самой хрупкой, хотя обладала силой молодой крестьянки.
Она что-то шептала бессвязное, что не выразишь словами, готовая рыдать и смеяться. В мире ничто не существовало, кроме нее!.. А я-то думал, что она не Девушка...
И вместо того чтоб устыдиться, я словно бы подвергся очищению от всей скверны, что накопилась у меня в душе. В объятиях Аделы я почувствовал себя сильнее и значительнее. Казалось, я в состоянии теперь не моргая смотреть на солнце и по плечу мне многое, ранее недосягаемое.
XII
И словно родилась другая Адела. Это была она — и не она. Куда девалась ее насмешливость и надменность! Казалось, она стала еще моложе и прекраснее. Адела менялась на глазах. От ее прежней осторожности не осталось и следа. Я удивлялся, как прежде не замечал в ней тех достоинств, что открылись мне теперь.
Не такой уж я, наверное, плохой человек, раз она предпочла меня. Перестав быть недостижимой и далекой, как небо, Адела была теперь в моих глазах женщиной из всех женщин, какими я представлял себе их за всю свою недолгую жизнь.
Словно впервые уразумев, я старше и обладаю большим опытом, она покорилась. Но Адела из тех женщин, которых оскорбляет недостаток уважения. Я все больше люблю ее, как бедняк, получивший золотой слиток. Может быть, я не умею как следует выразить свои чувства. Я боюсь слов, боюсь, как бы не исчез этот настрой. Я постоянно думаю о ней, стараясь уберечь и обезопасить ее, подобно тому, как заботятся родители о своем ребенке.
Рука об руку двигались мы дальше, но война шагала быстрее, подступая к нам с востока, запада и юга. Я часами наблюдал за Аделой, открывая в выражении ее лица что-то детское. Теперь она не пугалась моего взгляда и была более земной. В этом неожиданном раскрытии ее личности постепенно исчезало все, что раньше разделяло нас.
Я приобрел какую-то невидимую власть над ней и чувствовал, что живу иной жизнью, о которой до сих пор не знал. Я получил такую девушку! Мне хотелось, чтоб об этом знали все! Но рядом не было никого, кто б увидел это, и я не мог никому показать ее, и мне не перед кем было похвастаться...
Непостижимо, но в мечтах для меня уже закончилась война, и я не блуждал по горам! Я жил в причудливом мире грез, где все было возможно. Возможно пережить войну, возможно куда-то уйти, хоть на край света. Джунгли или Сахара, север или юг — мне было все равно, лишь бы увезти туда мою Аделу...
Но это все несбыточные грезы, причудливые, как мираж. Я не перестаю смотреть на Аделу, как на солнце. Ведь оно светило мне от самой Сутьески. Но теперь рядом со мной шагала не богиня, перед которой я мысленно ползал на коленях, а слабая, хрупкая женщина, которую я еще больше люблю. У меня было такое чувство, словно меня впустили в храм и сама богиня в образе этой девушки снизошла ко мне.
Адела действительно спустилась с пьедестала. Ее, видимо, поразила моя безумная страсть, и она уступила. Но она не упала в моих глазах, тем более что она не переставала от меня защищаться. Ей нравилось, чтобы я каждый раз завоевывал ее. Вот она идет рядом по траве, опускает веки и протягивает мне руку.
— Иногда ты идешь, будто во сне, — заметил я.
— Нет.
Она долго молчала после этого, а потом вдруг покраснела, словно ей то стало очень стыдно.
«Видно, нехорошо с моей стороны было делать ей такое замечание...» — подумал я.
Близился конец лета. Кое-где уже пожелтели листья. Мы отдыхали на плотной, как ковер, траве. Это был один из тех горных лугов, по которым год назад пробивались из окружения пролетеры. Вон в двух-трех сохранились еще следы от колышков.
XIII
Нужно все тщательно обдумать, перед тем как перейти Дрину. Если счастье улыбнется, встретимся с наши ми! А я? Что я делаю? Я весь во власти своих эмоций Живу под впечатлением недавнего водоворота, подхватившего и закружившего меня. Адела встревоженно, краем глаза, следит за мной, словно опасаясь.
Я не очень нежен, скорее, пожалуй, даже груб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60