И хотя мы находились вдали от населенных мест, каждую минуту по дороге могла проехать машина. Напрягая слух, я вдруг различил что-то, похожее на жужжание пчелы. И действительно, только мы с Аделой приготовились перескочить дорогу, как снова зарычали моторы. Адела замерла и вопросительно посмотрела на меня.
Я дал ей сигнал укрыться опять.
Приближался военный грузовик — из тех, у которых мотор расположен под сиденьем. Издалека широкорылая машина походила на величественную морду слона, тянущего в гору орудие. И на самом деле, к автомобилю цепями была привязана пушка, поспешавшая за ним на двух резиновых колесах, словно жеребенок за маткой. Мотор пыхтел, как усталое животное. В кузове машины в несколько рядов, как на параде, неподвижно сидели солдаты в касках, держа карабины между ног.
Так прошло еще несколько машин с пушками и пехотой. Невольно мы стали свидетелями определенного этапа подготовки противника. Это, безусловно, было связано с непрерывной перестрелкой вдали, которую мы слышали уже со вчерашнего дня.
Неожиданно дорога опустела. Спокойная, как будто только сейчас ничто и не громыхало на ней. Покрытая мягкой пылью, она напомнила мне детство и такую белую дорогу, по которой я шлепал босиком.
Мы осмотрелись, пересекли дорогу и стали подниматься по некрутому склону. Вышли на заросшую травой полянку. Отсюда утоптанная тропинка привела нас к часовенке, что до недавнего времени поднималась посредине плоскогорья. За часовней лежало кладбище.
Подходя ближе, я внимательно изучал окрестности. Меня особенно волновало, просматривается ли с дороги тот участок, по которому мы подходили к часовне. С той стороны — наверняка! На всякий случай взял винтовку наперевес.
Часовня походила на древний разрушенный замок с источенными временем стенами, хотя ее сожгли всего лишь несколько месяцев назад. Я обратил внимание на старые могильные плиты, неумело вытесанные из белого камня, и завороженно направился к ним. Впервые за время войны меня заинтересовало кладбище. Ничто, пожалуй, в период битвы не волнует солдата в меньшей степени, чем это. Ни разу не остановится он на кладбище, даже если оно попадется ему на пути... Но кончится война, и оставшийся в живых солдат с немым вопросом будет обходить могилы и замирать перед памятниками... Неужто и для тебя тоже закончилась война, раз ты рассматриваешь могилы?
Оставив позади часовенку с ее обугленными стенами, справа я увидел мирный хуторок, утопавший в садах. Мы обошли его и очутились на другой поляне. В трехстах метрах отсюда лежало село. Рядом тянулся лес, в случае опасности можно укрыться.
Непривычное спокойствие царило в селе. Вот прокричал петух, лениво залаяла собака, на бузинной дудке заиграл ребенок. Словно это село находилось за той, невидимой чертой, где не было войны. Девчонка лет пятнадцати гнала корову пастись.
Навязчивая, как слепень, мысль о том, что война кончилась и мы спокойно можем поклониться погибшим, не давала мне покоя. «Закопай в землю винтовку и спустись в село. Спаси для себя эту девушку! Это сербское село. Проще простого сказать, что ты из Боснии и что усташи вырезали твою семью. Это — твоя сестра. Из этого села тебе откроется дорога в мир, в другие села побольше, в города. Как для беженца, для тебя война закончится. Для нее — тоже. Неужели и ее ты хочешь отдать богу войны, чтоб и ее он перемолол, как и многих? Кому от этого польза?..»
«В самом деле, хватит с меня такой жизни», -— говорил я себе, но изменить ей не мог.
Словно бы угадав мои мысли, Адела повернулась ко мне и, указав на село, сказала:
— Кажется таким спокойным, словно войны не бывало.
Нежный, как бархат, голос вернул меня к действительности. Дома в селе располагались на большом расстоянии друг от друга. Между сливовых деревьев крестьянин косил траву. Остановился, поправил косу. До нас донесся знакомый звук стали по бруску: швис, швис, швис!
Мы пошли по узкой пастушьей стежке через рощу. Вдруг я зацепился ногой за какую-то круглую кость. Это был человеческий череп, почти вросший в землю. Нижней челюсти не было, и это придавало голове слишком округленный вид.
«Такая же круглая, как Земля, — подумал я. — Если смотреть с луны, Земля, вероятно, кажется не больше футбольного мяча. А между тем на этом небольшом футбольном мяче лежат могучие океаны со своими штормами, непроходимые джунгли, большие города. Здесь разыгрываются бури, рождается, растет и исчезает мир.
И населяет нашу планету бесчисленное множество людей, головы которых своей округлостью подобны земному шару. У людей свои океаны и штормы, свои бури света и тьмы! И у каждого из нас своя орбита. Описал же вот я большой круг от Сутьески до этого места. Через два дня мне необходимо свернуть к югу, и круг замкнется. Одна орбита среди бесконечных орбит этого мира! Через пару дней исполнится месяц, как я блуждаю. И подобно луне, описывающей полный круг вокруг Земли за определенное число недель, я проделаю свой путь за тридцать дней. И конец. Конец ли? Не обманывайся! Конец лежит где-то дальше.
Будь я анатомом, определил бы возраст хозяина этого костяного шара...
Почему голова человека круглая? Почему все звезды, да и само сердце округлы? Почему глаза, самый совершенный орган, округлы? Ты уже мелешь вздор, Грабовац!.. Но почему небо и океан имеют форму сферы? Почему Земля — шар? Почему Луна — другой шар, только в пятьдесят раз меньше? Почему земная орбита круглая, и почему мы говорим о знаниях, что они округленные?
Посмотри на камень, который обточила вода: он почти круглый. Посмотри на расходящиеся по воде круги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60