Даже опьянение не могло объединить нас в тот согласный дуэт, о котором он мечтал.И как-то, когда я был у него один, он наконец мужественно взял тему за рога:– Я вот все спрашиваю себя: если вы и ваш друг Манжматен…– «Тетушку Хулию и писаку» куда ставить, на «В» или на «Л»?– На «В»… Так вот, я спрашиваю себя, не следует ли вам встречаться чуточку реже…И он взглянул на меня краем глаза, продолжая обшаркивать пыльной метелочкой стопку книг. Взлетавшая пыль клубилась облаком и затем медленно оседала на соседнюю стопку.– Это странно, – продолжал он. – Когда вы вместе, ваши достоинства взаимно уничтожаются, ваши таланты вступают в противоречие…– Смотрите! После Вайяна идет сразу Валлес…Моя уловка сработала; я уже прибегал к ее помощи, чтобы уклониться от неприятных вопросов, касавшихся моей семьи. Крук сердито заворчал и немедленно потерял нить своих рассуждений.– Я, кажется, уже говорил вам, молодой человек… Никаких Валери у меня – это принцип! No balls enough! У него нет тех яиц… нет тех яиц, чтобы быть романистом… Но нет и тех яиц, чтобы быть настоящим поэтом или настоящим философом… А тогда – это по-французски! – становятся «эстетами», «мыслителями».В этот не самый удачный момент в лавку зашел какой-то маленький человечек в плаще. Небрежный взгляд, вскользь брошенный на книги, выдал праздношатающегося. Крук почти не обратил на него внимания.– Они предпочитают милые работки настоящему творению… Ах, – воскликнул он с гримасой отвращения, – эта французская интеллигентность, тонкость, элегантностъ!.. Дорого же вам обходятся все эти побрякушки! Ваши самые великие авторы неотесанны, мужланы… но на каждого Рабле, на каждого Бальзака – сколько профессоров хороших манер! А сколько на каждого Селина… – До него вдруг дошло, что его «купили», и он прикусил язык. Лицо его побледнело, он печально смотрел на меня. – Но в конечном счете вы – прекрасная пара: один упрям, как осел, а другой все на свете презирает…Тем временем маленький человечек, задетый нашим невниманием, предстал перед нами.– Ваши книги, они у вас как расставлены?Поскольку Крук уже не разжимал рта, разъяснения я взял на себя:– В алфавитном порядке.– А… понятно… но… – он с хитроватым видом наморщил лоб, – в алфавитном порядке чего! На сей раз Крук меня опередил:– В алфавитном порядке марок автомобилей!Клиент вылупил глаза.– Да, – продолжал Крук, – Камю, например, разбился в «веге», следовательно, я ставлю его на «В»… – Говоря, Крук смотрел на меня, и его голос дрожал от гнева. – Напротив, Сартр всю жизнь хранил верность «ситроену», значит, его место – на «С».– А… да, – проговорил сбитый с толку клиент. – Это изобретательно…– Вот именно.В этот момент солидная дама, украшенная перманентом, постучала в витрину ручкой зонтика, и клиент исчез, напоследок окинув лавку подозрительным взглядом.После длительного молчания Крук вздохнул.– Вы не расположены к дискуссии, молодой человек… Ну что ж, тогда выпьем…– Но я сегодня ничего не купил!– Так и что? Традиции создают для того, чтобы их нарушать.В тот вечер мы много выпили. У лагавулена был горький привкус.– А знаете, Крук, это забавно, но когда я, будучи несколько моложе, увидел вас вот таким – гигантского роста, стоящим на фоне огромного окна, с этим вашим перстнем и бутылкой в руке… у меня было такое впечатление, что я присутствую на какой-то… мессе, что ли… А вы еще совершаете этот ваш маленький ритуал… стаканы, эта «магическая формула», мне казалось, что вы похожи на какого-то священнослужителя.– Это нормально, – спокойно отозвался Крук. – Я и есть священнослужитель.Кольцо прочертило очередную прецизионную метку на сантиметр ниже предыдущей.– Вы шутите?– Вовсе нет. Я священник. Настоящий священник Римско-католической церкви… а вот мой приход.Он засунул два пальца за националистический плакат – слева внизу, возле кнопки, – и протянул мне маленькую черно-белую заскорузлую фотографию: крохотная, прилепившаяся к прибрежным скалам церковь в окружении могил.– Тобермори на острове Айлей, в нескольких километрах от Лагавулена.– Это колоссально…– Рай… синекура… Пять винокуренных заводов. Они могли бы залить все мелкие glens, Лощины (англ.).

разбросанные среди торфяников острова… Там везде – виски… Меня послали туда после семинарии, и я провел там три года. Я трудился не покладая рук; люди, кажется, были довольны моей работой. Мессы, крещения, венчания, похороны, катехизис не оставляли мне ни одной минуты для себя. В общем-то счастье.Он вдруг забрал у меня фотографию.– Там была одна девушка… Уроженка острова, она изучала литературу в Эдинбурге и приехала в Тобермори на каникулы. Не представляю, как она узнала, что я, возможно, происхожу из рода Эрхарта. Но однажды она является ко мне с визитом и говорит, что хочет защищаться по Рабле. У нее были огромные ягодицы и веснушки на плечах. По сегодняшней моей классификации – «одна ночь», ни больше ни меньше… Но я был тогда молод… я был всего на два или на три года старше ее. Мы довольно долго беседовали об Эрхарте, о Рабле и о Лесаже – и пили под разговор; я, помню, прятал виски среди бутылок с вином для мессы, чтобы не нашла женщина, приходившая убирать… Потом мы пошли прогуляться по берегу и там… На другой день я пришел к епископу и во всем признался. Он потребовал, чтобы я вышел из сословия.– Я… я полагал, что церковные иерархи терпимо относятся к такого рода…– Не в Шотландии. Там конкуренция церквей, там угрюмо следят за каждым вашим шагом и жестом… «Мы не можем позволить себе ни малейшей оплошности» – вот что мне сказал епископ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73