– Я хочу, чтобы этот человек дал мне объяснения, – сказал Бланес.
Он агрессивно махнул в сторону Куна, который не отступил ни на шаг. И хотя Кун привык наклоняться при разговорах с людьми, в этот раз он предпочел сохранять разницу в росте, чтобы избежать угрозы. Он выпрямился во весь свой двухметровый рост, глядя прямо перед собой.
– Мы его ищем. Пока не смогли найти, – сказал он. – Я уверен, что Зуньига не хотел нанести вред вашему пациенту.
– Не воспринимайте мои слова превратно. Я и так уже вышел из себя. Для меня важно, что он владеет какой-то тайной.
– У Зуньиги нет никаких тайн. Да, он немного странный Он ни с кем не общается, ни с кем не разговаривает. Вы проводили опыт с вашим пациентом, и он, наверное, тоже решил немного развлечься и посмотреть, переводятся ли слова, лишенные всякого смысла.
– На моих лекциях всегда находится какой-нибудь тип, который просит Мигеля сделать перевод таких слов, но то, что случилось сегодня, – это совсем другое. Я наблюдаю за моим пациентом не первый год, но впервые случилось так, что кто-то, обладающий некоей тайной, даже не подошел ко мне после лекции. Кто он, этот Зуньига? Он лингвист, как и вы?
– Он переводчик. Имеет диплом инженера, но никогда не работал по специальности. Он живет с матерью в Буэнос-Айресе и разлучается с ней только два-три раза в году, когда ездит по делам в Барселону. Он переводит с французского для испанских издательств, обычно – эссе. Я его плохо знаю, мы встречались с ним раньше всего пару раз.
– А на каком языке он говорил? Еще кто-нибудь знает, о чем шла речь?
– Как только он сюда приехал, он сразу занялся работой в комиссии вместе с Валнером и еще одной переводчицей, изучавшей проблемы искусственных языков. Наверное, это был один из таких языков. Возможно, язык ангелов Джона Ди. Это было темой выступления Валнера. Ваш пациент обладает богатым воображением при переводах. Кто знает, какой ужасный смысл он придал этим словам, которые ничего не значат.
Бланес посмотрел на Мигеля, который продолжал развлекаться с радио, усиливая и приглушая звук.
– Мне нужно его разыскать, но прежде я должен отвезти этого человека в больницу, чтобы вылечить ему слух.
– А раньше он никогда не пытался себя калечить?
– Он не пытался себя искалечить, сеньор Де Бласт. Он сделал это, чтобы защититься.
Бланес порылся в карманах, достал какой-то скомканный листок и протянул его Куну.
– Передайте, пожалуйста, мою визитную карточку Зуньиге и скажите, чтобы он обязательно со мной связался. Нам надо поговорить.
Бланес уселся в автомобиль и захлопнул дверцу.
– Прежде чем уехать, я все-таки сделаю круг по деревне, может быть, встречу этого типа.
– Удачи, – сказал Кун и помахал рукой. Зеленый «рамблер» покатил вдоль берега. – Надеюсь, что больше я его не увижу.
Мы уселись на парадной лестнице гостиницы.
– Этот человек – полоумный. Еще полоумнее, чем его пациент. Он верит, что язык может передавать смысл, даже если не известно значение его слов.
– Ты сказал ему, что это был язык Джона Ди. А сам-то ты в это веришь?
– Нет. Но он звучит ни на что не похоже. Ты раньше слышал что-нибудь подобное?
Я вспомнил Зуньигу, который что-то кричал Науму. Я вспомнил Наума, оставившего Зуньигу на пляже, в одиночестве, наедине со своим ужасом.
– Никогда, – сказал я.
XIX
В «Голове Горгоны» Каблиц воспользовался мифом, чтобы набросать свой рисунок головной боли. Тысячи точек боли в черепной коробке суетились, как змеи вокруг застывшего в оцепенении предмета. И отвращение к зеркалам, и тайное желание отрезать себе голову.
У меня закончился аспирин; я вышел, чтобы купить его и успеть вернуться до начала грозы.
В холле я встретился с Васкесом, со стаканом виски в руке.
– Мы собираем комиссию, чтобы поговорить о переводе полицейских романов. Не хотите присоединиться?
Васкесу нравилось не столько беседовать и общаться, сколько работать на публику, он всегда нуждался в аудитории для своих анекдотов.
– Мне нужно выйти.
– Мы обсуждаем, нужно ли заставлять нью-йоркских гангстеров говорить на жаргоне жуликов, родившихся на берегах Ла Платы.
Он позволил мне уйти, и его голос был лживо сочувственным, в нем слышалось явное неудовольствие тем, что никто не слышал, о чем мы говорили.
Проворным шагом я добрался до деревни. Я привык ходить очень быстро, но все равно вечно опаздываю, потому что не могу не рассматривать по пути витрины, даже если меня и не интересуют выставленные в них предметы. В витринах Порто-Сфинкса висели либо таблички со словами «Продается» или «Сдается в аренду», либо опахала из перьев вымерших птиц и пуловеры ручной вязки. Среди выставленной рухляди я подобрал и подарок жене: серебряные серьги с подвесками. Продавщица показала мне фигурки животных, и я выбрал одну – абстрактную, скорее напоминавшую букву, нежели китовый хвост.
Выйдя из магазинчика, я увидел зеленый крест аптеки. Из помещения поспешным шагом вышел мужчина и повернул за угол. Мне показалось, что это был Зуньига.
Я хотел купить одну пластинку аспирина, но он продавался только в упаковках. Я взял одну – пятьдесят таблеток – и попросил еще самое сильное обезболивающее.
– Мне кажется, что я знаю того человека, который только что вышел, – сказал я старому аптекарю.
– Странный тип. Хотел расплатиться никелевой монетой.
– Старой?
– Очень старой. Он явно хотел отделаться от нее, пытался всучить ее мне, хотя уже полностью рассчитался со мной.
– Он, наверное, покупал лекарство от давления.
Аптекарь поколебался, но потом сказал, что Зуньига приобрел упаковку успокоительного средства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31