Но вот однажды чудо свершилось. Черноглазый правнук Сандры вошел к Деке в баню и решительно сдернул с себя шабур.
— Мой меня, казак! Хочу стать белым, как ты.
Лицо мальчугана выражало такую отчаянную решимость, словно он приготовился не мыться, а сразиться с самим злым Эрликом.
Деку развеселило желание черноволосого, смуглого татарчонка отмыться добела. Но он сделал серьезное лицо и принялся готовить купель для мальчугана. Сейчас все зависело от первого впечатления: понравится мальчишке мыться — он опять в баню придет, да еще и взрослых с собой приведет. Не понравится — так и будут аильчане жить в грязи.
Дека усадил мальчонку на лавку и стал потихоньку лить на него из ковша воду — на плечи, на грудь, а потом и на голову. От первого прикосновения воды к телу мальчишка вздрогнул, вобрал голову в плечи и перестал дышать. Однако оцепенение продолжалось лишь первые мгновения, а потом он стал успокаиваться и с удивлением рассматривал себя, непривычно голого и мокрого.
— Мойся, мойся! — успокоил его Дека. — Не отмылся еще добела.
Федор посадил мальца в большую кадь, наполовину заполненную водой, и он долго плескался в ней. Кажется, купание ему понравилось.
Дверь бани давно уже была приоткрыта, и в нее заглядывал умиравший от любопытства Урмалай. На мытье мальчугана пришли посмотреть все. Даже Кинэ пришла.
Дека нарочито строго бросил через плечо:
— А ну затворите дверь! Все тепло мне из мыльни выстудите...
Пока малец в кадке плескался, Федор успел выстирать его до черноты заношенную одежонку, выжал ее и повесил сушить.
...Из бани аильчане встречали мальчишку с почетом, которого достоин разве что охотник, заваливший шатуна. Мальчуган сиял. На его впервые в жизни вымытых щеках играл смуглый румянец.
Сандра надеялся, что мальчишка хотя бы за ушами или на шее грязь оставит; ведь по татарскому поверью в этой самой грязи и кроется счастье человека. Смыть ее — все одно что лишиться счастья. Однако мальчишка смыл и это «счастье», и старый Сандра погрустнел: нехорошую забаву выдумал казак! Помрачнели и другие старики. Зато женщины и ребятишки не скрывали ликования и даже зависти к мальчишке.
— Нельзя мыть чашки, нельзя мыть лицо и тело — счастье смоешь! — качали головами старики.
«Отмытому телу, наверное, очень холодно?» — думали женщины.
Замысел Деки удался: татары баней заинтересовались. Федор ходил именинником, а у аильчан только и разговоров было, что о бане да о купании мальчишки.
Пройдет еще немало времени, прежде чем чистота войдет в привычку этих людей, станет для них потребностью. Но начало этому было уже положено, и Федор ликовал от сознания того, что хоть чем-то смог помочь этим простодушным и добрым людям.
Веха VII
ПОБЕГ
Каждый новый день Деки был заполнен новыми хлопотами и заботами. Уважение аильчан к Федору росло. К нему теперь приходили советоваться все, даже старый Сандра. Вопросы были чаще всего мелкие, житейские. К примеру, грозой поваленный кедр для лодки годится ли? Или, почему в одной рыбе шашел заводится, а в другой нет? Но бывали вопросы и посложней.
Однажды Сандра заговорил о таком, что у Федора голова кругом пошла. Речь зашла о Кинэ. Сватался к ней Шапкай — паштык сеока Карга. Жених справный, богатый. Четвертой женой хотел ее к себе взять, хороший калым давал и от приданого отказывался.
У Федора вырвалось:
— А сама-то Кинэ согласна?
Старик удивленно поднял брови:
— Маш, маш! Кто ж об этом спрашивает девчонку? У девчонки мозги меньше воробьиных.
Федор промолчал, решив про себя: «Не отдам я Кинэ этому старому хрычу Шапкаю! И другому никому не отдам!» Вслух же сказал:
— Я бы, однако, поспрошал и саму Кинэ. Речь-то об ней ведется. Да и телом она для жены пока еще не вышла. Пождал бы, покуль в полный возраст взойдет.
Сандра недовольно покрутил головой:
— Э-э, не дело говоришь! Умный ты, а рассуждаешь, как женщина. Сам видишь бедность нашу. А Шапкай за девчонку лошадь да десяток баранов дает. Где еще найдешь такого богатого и щедрого жениха. Все соседи только и говорят: «Счастье привалило старому Сандре!»
— У Шапкая три жены уже есть. На кой ему еще и четвертая? Шапкай стар, Кинэ молода. Разве они друг другу пара?
— То, что он стар, — не беда. Зато внучке моей голодать не придется. Шапкай так богат, что мог бы прокормить и сотню женщин. А держит только трех жен. Хозяйственный он, Шапкай, зря еду скармливать не станет.
Сандра оживился, стал подсчитывать, сколько у Шапкая лошадей и овечьих отар, сколько пастников и путиков, сколько чалчи на него работает, и, наконец, добрался до самого паштыка — стал подсчитывать число его шабуров и халатов его жен.
«Похоже, на сей раз нам с Сандрой не столковаться, — вконец расстроился Федор.— Старик, видно, судьбу Кинэ уже порешил».
К разговору этому они больше не возвращались, но то, что было сказано Сандрой, осталось как бы посередке юрты: не обойти, с дороги не убрать, и в глаза не видно, а забыть невозможно. На душе у Федора стало темно, как в татарской юрте.
Изменчивая вещица человеческая доля! Еще вчера над головою Федора и Кинэ безмятежно сияло солнце, а нынче небо заволокли свинцовые тучи и в воздухе носятся первые предвестники непогоды. Счастье, помелькав и помаячив, насулив вначале золотые горы, отступило, растаяло, как дым, уступив место черной тоске и разочарованию.
«А было ли оно у меня, счастье-то? — кольнула Федора жестокая мысль. — На всех его, говорят, не хватает. Одному оно достается, другому нет. Но Кинэ-то на всем белом свете одна-единственная, никем и ничем ее не заменить мне до самой смерти. Пошто, господи, караешь меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97