Набоков Владимир
Подвиг
Владимир Набоков
Подвиг
Посвящаю моей женe
* * *
I.
Эдельвейсъ, дeдъ Мартына, былъ, какъ это ни смeшно, швейцарецъ, рослый швейцарецъ съ пушистыми усами, воспитывавшiй въ шестидесятыхъ годахъ дeтей петербургскаго помeщика Индрикова и женившiйся на младшей его дочери. Мартынъ сперва полагалъ, что именно въ честь дeда названъ бархатно-бeлый альпiйскiй цвeтокъ, баловень гербарiевъ. Вовсе отказаться отъ этого онъ и позже не могъ. Дeда онъ помнилъ ясно, но только въ одномъ видe, въ одномъ положенiи: старикъ, весь въ бeломъ, толстый, свeтлоусый, въ панамской шляпe, въ пикейномъ жилетe, богатомъ брелоками (изъ которыхъ самый занимательный кинжалъ съ ноготокъ), сидитъ на скамьe передъ домомъ, въ подвижной тeни липы. На этой скамьe дeдъ и умеръ, держа на ладони любимые золотые часы, съ крышкой какъ золотое зеркальце. Апоплексiя застала его на этомъ своевременномъ жестe, и строка, по семейному преданно, остановилась вмeстe съ его сердцемъ. Затeмъ дeдушка Эдельвейсъ годами сохранялся въ грузномъ кожаномъ альбомe; въ его время снимали со вкусомъ, съ разстановкой, это была операцiя не шуточная, пацiентъ долженъ былъ замереть надолго, - еще 7 не пришло, вмeстe съ моментальной фотографiей, разрeшенiе на улыбку. Сложностью свeтописи объяснялись увeсистость и крeпость бравыхъ дeдушкиныхъ позъ на блeдноватыхъ, но очень добротныхъ фотографiяхъ, - дeдушка въ молодости, съ ружьемъ, съ убитымъ вальдшнепомъ у ногъ, дeдушка на кобылe Дэзи, дeдушка на полосатой верандовой лавкe, съ черной таксой, не хотeвшей сидeть смирно, а потому получившейся съ тремя хвостами. И только въ тысяча девятьсотъ восемнадцатомъ году дeдушка Эдельвейсъ исчезъ окончательно, ибо сгорeлъ альбомъ, сгорeлъ столъ, гдe альбомъ лежалъ, сгорeла и вся усадьба, которую, по глупости, спалили цeликомъ, вмeсто того, чтобы поживиться обстановкой, мужички изъ ближней деревни.
Отецъ Мартына врачевалъ накожныя болeзни, былъ знаменитъ, - тоже, какъ и дeдъ, бeлъ и тученъ, любилъ въ свободное время удить бычковъ и обладалъ великолeпной коллекцiей кинжаловъ, сабель, а также длинныхъ старинныхъ пистолетовъ, изъ-за которыхъ приверженцы болeе новыхъ системъ чуть его не разстрeляли. Весной восемнадцатаго года онъ отяжелeлъ, распухъ, сталъ задыхаться и умеръ при неясныхъ обстоятельствахъ. Его жена, Софья Дмитрiевна, жила въ то время съ сыномъ подъ Ялтой: городокъ примeрялъ то одну власть, то другую, и все привередничалъ.
Это была розовая, веснущатая, моложавая женщина, съ копной блeдныхъ волосъ, съ приподнятыми бровями, густоватыми у переносицы, но почти незамeтными поближе къ вискамъ, и со щелками въ удлиненныхъ мочкахъ нeжныхъ ушей, которыя прежде она пронимала сережками. 8 Еще недавно она сильно и ловко играла въ теннисъ на площадкe въ паркe, существовавшей съ восьмидесятыхъ годовъ, осенью много каталась на черномъ велосипедe Энфильдъ по аллеямъ, по шумно шуршащимъ коврамъ сухихъ листьевъ, или отмахивала пeшкомъ по упругой обочинe весь длинный, съ дeтства любимый путь между Ольховымъ и Воскресенскимъ, поднимая и опуская, какъ заправскiй ходокъ, конецъ дорогой трости съ коралловымъ набалдашникомъ. Въ Петербургe она слыла англоманкой и славу эту любила, краснорeчиво говорила о бойскаутахъ, о Киплингe, и находила совершенно особое удовольствiе въ частыхъ посeщенiяхъ Дрюса, гдe, уже на лeстницe, передъ большой рекламой (женщина, сочно намыливающая голову мальчишкe), привeтствовалъ васъ замeчательный запахъ мыла, лаванды, съ примeсью еще чего-то, говорившаго о резиновыхъ ваннахъ, футбольныхъ мячахъ и круглыхъ, тяжеленькихъ, туго спеленутыхъ рождественскихъ пуддингахъ. И разумeется, первыя книги Мартына были на англiйскомъ языкe: Софья Дмитрiевна, какъ чумы, боялась "Задушевнаго Слова" и внушила сыну такое отвращенiе къ титулованнымъ смуглянкамъ Чарской, что и впослeдствiи Мартынъ побаивался всякой книги, написанной женщиной, чувствуя и въ лучшихъ изъ этихъ книгъ безсознательное стремленiе немолодой и, быть можетъ, дебелой дамы нарядиться въ смазливое имя и кошечкой свернуться на канапе. Софья Дмитрiевна не терпeла уменьшительныхъ, слeдила за собой, чтобы ихъ не употреблять, и сердилась, когда мужъ говаривалъ: "У мальчугана опять кашелекъ, посмотримъ, нeтъ ли температурки". Русская же литература для дeтей кишмя кишeла 9 сюсюкающими словами, или же грeшила другимъ нравоучительствомъ.
Если фамилiя дeда Мартына цвeла въ горахъ, то дeвичья фамилiя бабки, волшебнымъ происхожденiемъ разнясь отъ Волковыхъ, Куницыныхъ, Бeлкиныхъ, относилась къ русской сказочной фаунe. Дивные звeри рыскали нeкогда по нашей землe. Но русскую сказку Софья Дмитрiевна находила аляповатой, злой и убогой, русскую пeсню - безсмысленной, русскую загадку - дурацкой и плохо вeрила въ пушкинскую няню, говоря, что поэтъ ее самъ выдумалъ вмeстe съ ея побасками, спицами и тоской. Такимъ образомъ, Мартынъ въ раннемъ дeтствe не узналъ иного, что впослeдствiи сквозь самоцвeтную волну памяти могло бы прибавить къ его жизни еще одно очарованiе, но очарованiй было и такъ вдосталь, и ему не приходилось жалeть, что не Ерусланомъ, а западнымъ братомъ Еруслана, было въ дeтствe разбужено его воображенiе. Да и не все ли равно, откуда приходитъ нeжный толчокъ, отъ котораго трогается и катится душа, обреченная послe сего никогда не прекращать движенiя.
II.
Надъ маленькой, узкой кроватью, съ бeлыми веревчатыми рeшетками по бокамъ и съ иконкой въ головахъ (въ грубоватой прорeзи фольги лаково-коричневый святой, а малиновый плюшъ на исподe подъeденъ не то молью, не то самимъ Мартыномъ), висeла на свeтлой стeнe 10 акварельная картина: густой лeсъ и уходящая вглубь витая тропинка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10