И если официанты оказывались не настолько расторопны и решительны, чтобы сдернуть занавеску, он выносил ее прямо на своей голове, как плащ-палатку. Он бился внутри нее, переворачивал стол, а иногда и запутывался в ней ногами. Тогда он спотыкался, падал, продолжая двигаться вслепую через весь ресторан, валился на посетителей, сея по пути панику и вызывая суматоху. Если же он, не успев выбраться из занавески, добирался до кухни, там начинался самый настоящий погром.
Официанты, посетители ресторана и другие очевидцы застывали с открытыми ртами. Всеобщую панику едва ли мог свести на нет разговор между метрдотелем и вторым участником представления, – камердинером.
– Шеф-повар Бернез угостил его на славу, – невозмутимо сообщал камердинеру метрдотель. – Это точно.
Камердинер с достоинством кивал, наблюдая за тем, как Гранд штурмует ресторан.
– Сегодня он в ударе.
– У Бернеза, – неожиданно добавлял метрдотель возбужденным шепотом, – добавляется немолотый черный перец, он его просто бросает и все! – они понимающе посмотрели друг на друга в связи с этим открытием.
Когда приносили последнее блюдо, Гранд был уже измучен вконец, и изысканный десерт, оказывался безусловно, лишним для его организма. Едва притронувшись к блюду, он начинал биться в судорогах, после чего попросту отключался. Из ресторана его обычно выносили на носилках, а официанты и посетители наблюдали за процессией, разинув рты. Метрдотель с несколькими своими помощниками почтительно замирал у двери.
– Да этот парень – крепкий орешек! – восклицал молодой официант, стоявший рядом с метрдотелем и наблюдавший с выпученными глазами за выходящими из ресторана людьми. Метрдотель делал вид, что не слышит.
– Последний из великих гурманов, – говорил он с крайней печалью на лице. Он медленно возвращался от двери на свое место. – Нет, сэр, больше никто не вкушает пищу вот так.
Добиться со стороны метрдотелей дорогих ресторанов молчаливого согласия на все эти выходки обошлось Гранду в приличную сумму. Однако в итоге они послужили хорошей встряской для ветеранов ресторанного бизнеса. Те, кто в результате потерял работу, теперь могли бы открыть свои собственные неплохие рестораны. Разумеется, у них не было никакого желания покупать рестораны, из которых их уволили.
13
– В лучших произведениях литературы, – говорила Джинджер Хортон, – все идет от сердца, а не от ума!
– Я согласен! – сказал Гай Гранд и наклонился вперед, проявляя неподдельный интерес к беседе. – Если я плачу деньги, – возбужденно заговорил он, – то хочу получить… самое-самое лучшее произведение – то, что идет из самого нутра, видит бог! – и он шлепнул себя по животику, как бы в подтверждение.
– Боже милостивый! – воскликнула Эстер, заходясь смехом.
– И не переписывать! – продолжал Гай. – А прямо выливать свои чувства из самого нутра на проклятую бумагу!
– Гай! – воскликнула Агнесс, – в самом деле, Гай! – Всем давно было известно, что Джинджер Хортон писала – писала непрестанно – непрерывным потоком – глубоко исповедальную прозу.
– Извините, – пробормотал Гай, откидываясь назад, – я иногда немного забываюсь…
– Чувства и страсть! – согласно воскликнула Джинджер Хортон. – Конечно, все эти мерзкие людишки вокруг ничего подобного не чувствуют! Совсем ничего не чувствуют!
– Это очень интересно. Следует это обсудить, – сказал Гай, доставая из кармана пиджака маленькую записную книжку.
Пролистав ее, он продолжил:
– Человек, которого я встретил в поезде – если не возражаете, я не буду здесь упоминать его имени, потому что эта идея – довольно забавная – пока только в проекте, скажем так… Но я могу сказать вам следующее: он является одним из ведущих «Колонки издателей». Мы начали говорить, переходя от одной темы к другой, и он предложил мне рассмотреть такую вот новую схему. Я даже не знаю, как это назвать, но он предложил мне принять участие в проекте. Инвестиционное участие. Суть проекта – писать заново известные рассказы, – продолжил Гранд, добродушно улыбаясь. – И вот тут мы опять играем в кости и выкидываем наши старые шесть и семь, но в инвестиционных играх так оно все и происходит. Так вот, его схема – и я хотел бы сыграть пробную партию – выпустить серию нескольких рассказов, написанных самостоятельно… самостоятельно написанный Шекспир, Лоуренс и так далее.
– Господи боже… – начала Джинджер потрясенно.
– Его идея, – продолжил Гай, – честно говоря, я и сам не очень представляю, что это будет – выпустить обычные тексты хорошо известных произведений, но оставить пустые места, просто белые листы, которые читатель заполнит сам.
– Нет, я никогда… – сказала Джинджер с возмущением.
– Да-да, вот оно, – сказал Гранд, находя в записной книжке место, которое искал. – Здесь есть несколько рекламных образцов… пока это сыровато, предупреждаю вас… давайте посмотрим, да, это из Кафки – пробный экземпляр «Процесса». Вот как это звучит:
«Теперь вы тоже можете испытать такие же чудесные творческие мучения от двусмысленности и такие же проблески гениальности, которые творились в душе этого необыкновенного писателя и которые привели его к всемирной славе! Выберите нужные фигуры речи, красивые эпитеты, сядьте за стол и возьмите специальную шариковую ручку, которой пишут писатели и которая стоит тридцать пять центов».
Джинджер Хортон гневно фыркнула и приготовилась разразиться тирадой, но Гай перебил ее:
– И вот у нас есть «Взгляни (сам) на дом свой, ангел»:
«Ну так что, читатель-писатель – понравится ли тебе вывалить свои внутренности на этот прекрасный бесценный ковер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27