устроилась на подушках, укрылась простыней и накинула на плечи синюю пелерину. Но никто не вошел.
– Я не хочу, чтобы ты рисовал меня такой, – сказала она, опустив глаза. – Как я лежу и кашляю, словно дурочка. Нет уж, спасибо.
– Ты можешь просто лежать на кровати, как будто отдыхаешь… Не бойся, я не стану рисовать тебя очень бледной. Воткни в волосы цветок, если хочешь. Если бы я собирался подарить этот рисунок тебе, я бы нарисовал так, как тебе нравится.
Сусана медленно покачала головой и посмотрела на меня с любопытством.
– Рисунок нужен не мне. – Она на мгновение задумалась, потом снова оживилась. – Сделаем вот что: можешь нарисовать меня так, как тебе велел капитан, эдакой доходягой, окруженной склянками. Но с одним условием: потом ты нарисуешь меня так, как тебе скажу я. В платье и с прической, которые мне нравятся, яркими красками. Это должен быть портрет веселой и красивой девочки – такой я буду уже очень скоро, всего через несколько месяцев…
– На рисунке для капитана ты тоже будешь очень красивой, вот увидишь.
– Это меня не касается. – Она взяла плюшевого кота и прижала его к груди. – Рисуй меня как хочешь – немощной, бледной, с восковым лицом и горящими от лихорадки глазами; если хочешь, можешь даже нарисовать, как я плююсь кровью. Мне все равно. Но другой рисунок будет моим – я пошлю его отцу, и на нем я должна получиться красивой и здоровой. Понимаешь?
– Да.
– Это будет для него сюрприз.
– Договорились.
– Значит, нарисуешь?
– Надеюсь, у меня получится…
– Конечно, получится. Это будет чудесный рисунок!
– А позади мы тоже нарисуем трубу и дым, которым ты дышишь, как на рисунке для капитана Блая?
Она пожала плечами.
– Мне все равно. Меня не волнуют ни труба с ее мерзким дымом, ни запах газа, ничего, что происходит там, за окном… Ничего.
– Почему?
Ее блестящие глаза смотрели пристально, но мне казалось, что она меня не видит.
– Потому что скоро, очень скоро меня уже здесь не будет, – проговорила она с недоброй улыбкой. – Вот почему, мой мальчик
4
Грустный рисунок, который должен был разжалобить чиновников и чудесным образом спасти больную девочку, а вместе с нею и весь наш квартал от неминуемой смерти, в тот день не получался. Как я ни старался, ни один штрих не ложился на свое место. Тщетно смотрел я на лежащую передо мной Сусану, пытаясь уловить пропорции ее хрупкого нежного тела, казавшегося таким соблазнительным среди подушек и эвкалиптового пара. Словно издеваясь надо мной, Сусана позировала вызывающе – изображала умирающую даму с камелиями, томно возлежа на кровати и свесив ногу. Однако рисунок представлял собой жалкое зрелище. Чтобы не тратить понапрасну дорогую бумагу, я делал наброски в школьной тетрадке, но вскоре отвлекся от портрета и принялся зарисовывать окно, плиту и проклятую трубу, которую, по правде сказать, не было видно с моего места. Однако результат был столь же плачевен. Всему виной перспектива, которую, как я ни старался, передать не удавалось.
– Если ты нарисуешь меня немощной доходягой с запавшей грудью и горящими глазами, это будет уродство, а не рисунок – Сусана взяла со стола колоду карт. – Начни лучше сразу со второго.
– Нет, сперва этот. Капитан попросил раньше, чем ты.
– Ну ладно. – Она развернула колоду веером. Прикрытые картами глаза улыбались. – Сыграем в семь с половиной?
Я отложил карандаш так поспешно, словно он жег мне пальцы.
– Давай.
На второй день моя работа снова почти не продвинулась. К вечеру пошел дождь, и братья Чакон, поспешно собрав товар, спрятались в саду под ивой. Сусана окликнула их, и они вошли через дверь, ведущую прямо на террасу. Финито принес сумку, полную эвкалиптовых листьев, и бросил охапку в кастрюлю, потом грязной исцарапанной рукой достал сломанную расческу и провел ею по волосам – свалявшимся, сальным и черным, как гуталин. Сусана велела обоим братьям отправиться в ванную и вымыть руки, а когда они вернулись, предложила сыграть в парчиси, и мы втроем уселись на кровать. Я сидел спиной к ночному столику, на котором стояла фотография Кима, и чувствовал пристальный, сверлящий взгляд Сусаны. Я старательно тряс стаканчик с кубиком, призывая удачу, и осторожно передвигал желтые фишки, однако братья Чакон съедали их одну за другой. На самом деле меня в тот вечер занимали две вещи – легендарный бандит с фотографии и пристальный взгляд, буравивший мне затылок.
5
Когда мать Нанду Форката умерла, все были уверены, что он приедет на похороны. Его с нетерпением ждали со дня на день, однако он так и не появился. Незамужняя сестра Форката, которая ухаживала за старухой, переехала в Барселонету к другой сестре, замужней. Квартиру на площади Ровира она продала, и все решили, что приятель Кима уже никогда не объявится в нашем квартале.
По утрам я по-прежнему сопровождал капитана Блая в его неустанных блужданиях по Барселоне – Грасиа, Перла, Бруникер, Жоан-Бланкес, Эскориал; он поднимался по ступенькам к дверям домов, нажимал на кнопки звонков и требовал подписать петицию, а потом заходил в бары и погребки со зловонными стойками, возле которых околачивались одинокие выпивохи, а мой интерес к отцу Сусаны тем временем возрастал.
– Интересно, – спрашивал я капитана, – когда Ким сошелся с сеньорой Анитой, он уже был красным и его разыскивали? А они в самом деле не захотели венчаться? А правду говорят, что сеньора Анита работала в кабаре под названием «Шанхай» и что Ким познакомился с ней именно там? И что раньше она была горничной, а потом танцовщицей в клубе на Паралело, где выступала голая?…
– Да, черт возьми, – отвечал мне капитан, – у них много чего было, четырнадцатилетнему сопляку, который еще и жизни-то не нюхал, всего за один раз и не объяснишь, тут самое главное не забывать, что для женщин с такими глазами врать и дышать – одно и то же, это все давно знают, о самом же Киме лишь достоверно известно, что он хорошо образован и знатного происхождения – настоящий аристократ из семейства известнейших богачей Сабаделя, текстильных фабрикантов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67