Несчастная девушка сидела перед ним белая как мел. Робийяр, в коричневом сюртуке, возвышался за круглым столом, крытым белоснежной скатертью, как профессор медицины, рассказывающий пациенту, что болезнь неизлечима.
Посланные за Филиппом охотники сумели ранить человека, выпрыгнувшего из окна сторожки в озеро. Его выследили на пустынном берегу маленькой речки, соединяющей два водоема. Эллин вздрогнула. Она вспомнила видения окровавленного Филиппа. Робийяр это заметил.
– Преступнику удалось опять скрыться, – сказал он. – Но рана его оказалась очень серьезной. Крови, было много. По всей видимости, он мог даже умереть от ее потери.
Эллин почувствовала, что теряет сознание. На лезвии широкого ножа, который она держала в левой руке, отражалась кривляющаяся фигура отца.
– А если нет, думаю, через день-два он где-нибудь объявится, и тогда его уж схватят наверняка, – закончил жестокий старик.
Эллин потрясенно отложила столовые приборы в сторону. Вчера ночью ангелы убрали с неба луну, сегодня днем они спрятали солнце. Эллин заплакала и выбежала из-за стола, не испросив разрешения.
Пьер Робийяр остался за столом один с двумя младшими девочками. Взгляд его не подымался от тарелки с дымящимся маисом. Но не от стыда, как думали младшие дочери. От предательских слез, что навернулись на его глаза.
Эллин наверху плакала в объятиях няньки Ду. Пытаясь ее утешить, та рассказала, что пострадала не только одна девушка.
С ужасом в глазах выслушала она о смерти старого Эванджелиста, и тут с нею случилась истерика, каких еще никогда не видела даже опытная нянюшка.
Эллин проклинала себя и отца. Она билась головой о стену, царапала лицо ногтями и просила ее убить.
Девушку пришлось связать. Вызвали доктора Мида. Он не на шутку испугался, увидев больную, и велел немедленно оставить девушку в покое, если ее специально не хотят убить.
– Вы можете лишиться дочери, мистер Робийяр, – предупредил он этого дикого человека.
Робийяр посмотрел на него безумными глазами. «Я, кажется, прокляну тот день, когда я женился на Сьюлин», – подумал он и ничего не возразил доктору. Он почти бегом поднялся к себе в кабинет. И стоя среди своих огромных шкафов, наполненных книгами по воспитанию, восхвалению человеческого добра и разума, понял, что просто растоптал свою старость. О, если бы только мог прознать о его тайне милый мальчик Филипп, его племянник, он бы тогда простил Пьера. Он бы ужаснулся: на какую муку обрек его дядю Господь Бог. Страшнее нельзя было придумать.
Пьер подошел к зеркалу. Хищным взглядом впился в отражение ненавистного ему человека. За эту ночь он стал совсем седой. Поднял кулак и изо всей силы ударил по зеркалу. Он хотел убить того человека, который отражался в безмолвном стекле, но не мог. Страшная тайна оберегала его жизнь на этой земле.
Филипп в доме Батлера
Его неожиданное изгнание из родного дома обернулось не менее неожиданным приютом. Но что-то в этом приюте было таинственное, о чем слуги знать не могли. И Серна первой почувствовала эту тайну. Она ее ощутила кожей. Этот дар Серна получила от своих индейских предков, женская половина которых была жрицами в племенах исконных хозяев той земли, на которой потом обосновались белые поселенцы Юга.
Во времена Скарлетт О'Хары память об индейских тропах почти целиком выветрилась из сознания белых властителей Южных земель. Их исконными обитателями казались негры. Но это было не так, и таинственный пророческий дар Серны напоминал об этом.
Экономка видела: как Батлер смотрит на Филиппа, как утром будит его, вечером провожает ко сну – Серна поняла, что ее любимый мистер Чарльз, что-то задумал насчет пленника, которому оказал прием, как почетному гостю.
Филипп зажил бездельником.
Ему оказывали такие услуги, которые оказывают лишь восточным принцам, в их помешанных на неге государствах: каждый вечер к Филиппу приходила Серна; заставляла ложиться на живот, массировала спину, руки, шею; умащивала благовониями, словно иудейского патриарха. В такие минуты Филипп старался думать только об Эллин, чтобы сознание не захватила притягательная сила, исходящая от женщины.
Днем Филипп катался на лошадях, играл в серсо с Псаломом – вел себя, как пятилетний ребенок. Эти радости ему дарил Чарльз Батлер. Филипп не знал, как благодарить своего нового друга.
В жизни Батлера с приездом молодого человека тоже произошли значительные изменения. Он перестал звать по ночам Серну: Батлер не хотел шокировать юное сознание гостя своими вольностями, а Серна недоумевала: почему она перестала быть нужна?
Днем Батлер сидел в кабинете: один, или запершись с Филиппом – что-то ему рассказывал, о чем-то выпытывал. Филипп всегда выходил после бесед сконфуженный, бродил по дубовой рощице, что раскинулась недалеко от имения и тайного присмотра за собой никогда не замечал, а Батлер с упорством охотничьего пса за ним шпионил…
…На исходе второго дня пребывания в доме Батлера Филипп сидел в своей спальне и смотрел в окно. Вечерний свет делал мир за окном грустным и трагичным. Юноша мечтал о встрече с возлюбленной, а в это время, в двадцати милях от него, в имении Робийяра «Страшный Суд», доктор Мид, в очередной раз вызванный к Эллин, боролся с ее бредом: несчастная девочка пыталась дотянуться до окровавленного Филиппа и перевязать ему раны…
…Если бы в этот миг кто-нибудь посмотрел из окон дома Батлера на дубовую рощу, то заметил бы Серну, гулявшую по опушке. Она раздумывала над таинственной заботой Батлера о Филиппе – ей было жаль бедного мальчика: он не видел многого из того, что замечала Серна…
…А в это время Батлер сидел у себя в кабинете и читал книгу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126