Он помолчал, собираясь с мыслями. Это было нелегко: мысли метались и разбегались, совсем не по-эльфийски. Он пытался говорить не словами, а чувствами, передать их напрямую тому, кто был перед ним, разыскать человеческое сознание за покатым черным лбом зверя.
– Я впустил в свое сердце Лиэлле, радостно и открыто, как долгожданного друга. А ты вломился туда же, не спросясь, как бандит и насильник. И этого я тоже не мог тебе простить. Тебя невозможно любить, и не любить тоже невозможно. Я бы не смирился, не оставил попыток изгнать тебя из своего сердца, но… Ты обезоружил меня. Изменился. Был зверем, а стал – человеком, и этого человека я… – Не дыша, он вытянул руку и коснулся головы пантеры между прижатыми ушами. – Этого человека я люблю и желаю страстно, как только способны желать грязные дикие варвары, по недоразумению называющие себя людьми.
Он вскрикнул и зажмурился, когда пантера опрокинула его навзничь и прижала к полу тяжелой лапой. И краем рассудка в очередной раз поразился, как до невозможности быстро двигаются ашвастхи.
Жаркий язык облизал его лицо, и из пасти пахнуло сырым мясом.
Эльф обхватил пантеру за шею и зарылся лицом в черный мех. Урча и мурлыкая, огромная кошка улеглась рядом, не выпуская из лап свою игрушку. И глаза ее… они уже не были желтыми, как янтарь.
Черные глаза Кинтаро смотрели из глазниц ашвастхи.
– Раньше бы тебя два раза приглашать не пришлось. Да что там, тебя вообще не приходилось приглашать. – Итильдин раскинул ноги, прижимаясь пахом к пушистому животу пантеры. – Иди ко мне, Кинтаро.
На несколько долгих абсурдных секунд он поверил, что сейчас впервые в жизни будет изнасилован крупным хищником семейства кошачьих.
А потом…
Человеческие руки подхватили его под колени – Итильдин успел ликующе вскрикнуть, и человеческие губы завладели его ртом, и человеческий… хм, ну ясно. И без смазки, как всегда.
Метаморфоза совершилась так быстро, что невозможно уследить глазами. Ашвастха будто перетек в человеческий облик, без малейшего напряжения. И сразу же приступил к делу.
До столкновения с оборотнями Кинтаро, в общем-то, не жаловался на мужскую силу. Но теперь он словно обезумел, неистово терзая тело эльфа в припадке звериной похоти. Кончив, он тут же начинал заново, и постепенно эльф перестал сознавать, что происходит, растворившись в яростных сильных движениях своего любовника.
Своего возлюбленного.
Очнулся он утром, когда восходящее солнце только-только протянуло свои лучи в пещеру. Кинтаро обнимал его поперек груди правой рукой – целой. То, что ночью казалось сном, обманом зрения, было явью. Исчезли даже его шрамы, все до единого, и старые, и новые.
«Оборотни… регенерация… идеальная матрица тела… ах я кретин!»
Итильдина переполняло такое счастье, что хотелось кричать. Он боялся взглянуть на Кинтаро, чтобы не разрыдаться от избытка чувств.
– Прости, – промурлыкал в острое ухо Кинтаро. Теперь его голос, тот особенный голос, которым он говорил в постели, еще больше напоминал ворчание огромной хищной кошки. – Я тебя чуть не порвал на тряпки. Не мог остановиться. Потом еще раза три подрочил.
– С возвращением, вождь. – Итильдин повернулся и поцеловал его.
Желтый голодный огонь ашвастхи в глазах Кинтаро превратился в солнечные искорки. Он широко и загадочно улыбался, облапив эльфа за что подвернулось.
– Слышь, куколка, – сказал он с удовольствием. – А я ведь все помню, что ты говорил.
Итильдин вспыхнул до корней волос и спрятал лицо у него на плече.
– Только не жди, что я буду повторять это каждый день. Много чести.
– Не, я понял. Только когда снова буду подыхать, ага.
Расхохотавшись от души, он поднял Итильдина и поставил его на ноги. Ноги эльфу сдвигать было как-то неудобно… да и вообще стоять, если уж признаться честно.
Альва завозился под плащом, пробормотал сонно:
– Вот черти, поспать не дадут!
И, поняв, вскинул растрепанную голову, не веря своим глазам и утратив дар речи.
Кинтаро скользнул к нему, влез под плащ, прижался обнаженным телом. У него опять стоял, и Итильдин успел подумать, что Кинтаро приобрел себе одну проблему вместо другой.
Оставалось надеяться, что это всего лишь последствия метаморфозы.
Наглость как будто покинула вождя эссанти. Несмело он провел ладонью по обожженной щеке Лиэлле. Вспомнив про свои шрамы, молодой кавалер сделал попытку заслониться рукой, но Кинтаро ее отвел.
– Не хочу, чтобы ты меня видел… таким, – пробормотал Альва, отворачиваясь. Он разрывался между стыдом и желанием.
Кинтаро бережно, но настойчиво взял его за подбородок и повернул лицом к себе.
– Шрамы украшают мужчину, – сказал он серьезно. – Глядя на них, я всегда буду вспоминать ту ночь, когда ты дрался рядом со мной, как мужчина и воин.
– К черту вашу степную философию. Я страшен, как смертная добродетель, и не ври мне в глаза.
– А я тебе не придворный пустозвон, чтобы врать. У меня по-прежнему встает от одного взгляда на тебя, Альва Ахайре. На твои губы, глаза, улыбку, и волосы, и задницу, и все остальное. И если бы ты остался без своих чертовых ведьмачьих зеленых глаз, я все еще мог бы целовать тебя и трахать твой сладкий рот. И если бы ты остался без ног, я носил бы тебя на руках. – Кинтаро подкрепил свои слова поцелуем. – Ты красивее всех, кого я только видел в этой чертовой жизни… только куколке не проболтайся, – он ухмыльнулся и подмигнул эльфу. – И теперь я хочу заняться с тобой любовью, а если ты откажешься, я тебя изнасилую.
– Т-ты и м-мертвого уговоришь, – голос у Альвы дрожал, и губы прыгали, складываясь в робкую радостную улыбку.
– Есть кое-что посильнее смерти, мой сладкий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117