Кавалер Ахайре машинально открыл бархатный футляр, равнодушно закрыл его и отослал обратно без объяснений. Кроме Итильдина, для него больше никто не существовал. Привычный флирт придворных дам и кавалеров был ему неприятен, старые друзья раздражали, а те, кто искал его благосклонности, приводили в бешенство. Товарищи-гвардейцы звали его пьянствовать в кавалерийские казармы – он неизменно отказывался, потому что не мог выносить ничьего общества, особенно тех, кто пытался расспросить его о причинах такой хандры, растормошить, развеселить.
Вечно пылать невозможно, и через какое-то время грезы покинули его, оставив после себя пустоту и тоску. Альва выпросил у короля отпуск и совсем прервал контакты с внешним миром, запершись у себя дома. Он пытался выплеснуть свои чувства в стихах, но ничего не получалось, и пол в его кабинете был усеян обрывками бумаги с разрозненными строчками и набросками одного и того же лица. Он пытался даже изучать Древний язык, но к усердным занятиям был решительно в тот момент неспособен, и дело продвигалось плохо. Человека, сказавшего, что у него музыкальный слух, Альва клял последними словами, потому что теперь это казалось обидной насмешкой. Он запомнил фразу, которую крикнул ему Древний на своем языке, и, конечно же, в первую очередь попытался ее перевести. Полученный результат выглядел как особо изощренное издевательство: «Я тебя люблю!» Поняв, что память сыграла с ним злую шутку, подменив несколько звуков в очень похожей фразе: «Я тебе благодарен», Альва отшвырнул книгу и разрыдался.
Тянулись дни и ночи, а его тоска только усиливалась. Он взял обыкновение выпивать вина на ночь, отговариваясь перед самим собой, что это прекрасное средство от бессонницы. Потом начал напиваться, в одиночку или в портовых тавернах, среди пьяного сброда – матросов, мошенников, проституток… В алкогольном и наркотическом угаре проходили дни и недели. Альва уже не следил за бегом времени, все глубже погружаясь в тоску и апатию.
– Солнце мое, ты себя погубишь.
Лэйтис Лизандер сидела на полу возле его кровати, положив подбородок на скрещенные на покрывале руки. Так их глаза были на одном уровне, и она смотрела на Альву печально и серьезно. В словах ее не было упрека, за это он всегда любил Лэйтис: она никогда не пыталась повлиять на него, вмешаться в его жизнь, просто всегда оказывалась рядом, когда больше всего была нужна, и подставляла свое сильное плечо.
Что заставило ее покинуть южные границы, где стоял ее полк, и прискакать в Трианесс? Она будто чувствовала, что ее нежно любимый Альва попал в беду. Иногда он думал, что между ними существует какая-то тайная связь – может быть, в загробном мире, еще до своего рождения, они были братом и сестрой, или божественное провидение назначило ее ангелом-хранителем Альвы. И в этот раз она успела вовремя: обойдя весь Нижний город, вытащила кавалера Ахайре из убогого притона, где он пропадал уже два дня практически в невменяемом состоянии. Когда она ворвалась в комнату с двумя мечами наголо, Альву как раз разыгрывали в карты, прежде чем пустить по кругу. Сам он был пьян в стельку, да еще в придачу обкурился травки, так что сопротивляться был не в состоянии, даже если бы отдавал себе отчет в происходящем. Лэйтис чуть не разрыдалась, увидев его бледное осунувшееся лицо с кругами под глазами и заострившимся носом, его мертвый, безучастный взгляд. Расшвыряв любителей легкой добычи, она на руках вынесла полубесчувственного Альву на улицу, отвезла домой, засунула под холодный душ, а потом в постель.
Утром, когда Альва немного пришел в себя, Лэйтис силком влила в него отвратительную травяную настойку, приготовленную по старинному фамильному рецепту, от которой он мгновенно и бесповоротно протрезвел. Вместе с трезвостью к нему вернулись смутные воспоминания о недельном запое, едва не закончившемся для него самым неприятным и даже печальным образом. Легкая дрожь запоздалого страха пробежала по его телу, когда он понял, от чего спасла его Лэйтис. Обитатели притона вряд ли собирались ограничиться изнасилованием. Скорее всего, его потом ограбили бы, убили и сбросили тело в какую-нибудь канаву. Тогда вместо временного забвения, которое он искал в вине и наркотиках, он получил бы забвение вечное… Однако тоска Альвы была не так велика, чтобы заставить его искать смерти. Она просто не давала ему жить.
– Прежде чем ты вгонишь себя в гроб, поведай мне хотя бы о причинах, из-за которых ты хочешь это сделать. Что с тобой, душа моя, Алэ? Мне больно видеть тебя в таком состоянии. Я знаю, что ты давно попросил бы меня о помощи, если бы я могла помочь. Но хотя бы расскажи, что тебя мучает, излей душу!
– Я люблю тебя, Лэй, – хрипло сказал Альва, придвигаясь к ней и кладя голову ей на плечо. Одно ее присутствие наполняло его покоем, приглушало его боль.
Она ласково погладила его по волосам, поцеловала в растрепанную макушку.
– Я тоже тебя люблю, Алэ, рыжее чучело. Твое умение попадать в неприятности может сравниться только с твоей красотой. Неужели я так и не узнаю, отчего мой друг уже месяц или два топит печаль в вине?
Лэйтис была единственной, кому он мог доверить свою тайну. Но говорить о причинах его тоски было больно, вспоминать было больно, думать было больно…
– Лэй, мне жизнь не мила. Я просто не знаю, как тебе рассказать.
– Ты влюбился, Алэ, – она даже не спрашивала, она знала и так.
Он молча кивнул. Она всегда была проницательной, к тому же за годы их дружбы узнала его едва ли не как саму себя. Да и догадаться нетрудно, все симптомы несчастной любви налицо… Что она скажет, когда узнает, в кого его угораздило влюбиться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117