Хатталь кинулся на него, и они сцепились.
Он был быстр, как пляшущие языки пламени, горяч, как огонь в горне, и через пять минут уже Кинтаро был прижат к полу, а Хатталь тискал его за задницу и дышал в ухо.
– Хочешь меня? Сейчас ты меня получишь, – промурлыкал он, пытаясь стащить со степняка штаны.
Самое ужасное было то, что Кинтаро весь горел от возбуждения, и грубые прикосновения фарри будили в нем звериную похоть. Отдаться тому, кто оказался сильнее в схватке, не стыдно ни по обычаям эссанти, ни даже по законам джунглей, которые вошли в его плоть и кровь после метаморфозы в оборотня. Но Кинтаро терпеть не мог подчиняться силе. Поэтому он стиснул зубы, напрягся и отчаянным рывком отшвырнул от себя Хатталя.
Тот оказался на ногах едва ли не раньше Кинтаро.
– Целку корчишь, вождь? – сказал, усмехаясь. – Чтобы посильнее меня завести?
Кинтаро, тяжело дыша, прожигал его глазами. Они тоже горели желтым огнем – огнем зверя. Хатталь поманил его пальцем:
– Иди сюда, киска.
Невыносимо. Проклятый фарри украл его роль, говорил его словами, взял над ним верх, практически поимел!
– Если что, дверь у тебя за спиной, – подсказал, ухмыляясь, Хатталь.
Тоже собственная реплика Кинтаро. Скольким надменным столичным аристократам, вопившим: «Наглец, руки прочь!» – он отвечал: «Дверь у тебя за спиной, детка!» Альва спросил его, наслушавшись подобных рассказов: «Ну хоть один-то сбежал?» – «Нет, ни один».
Кинтаро сбежал. Как ошпаренный выскочил за дверь.
– Как надумаешь, обращайся, – сказал ему в спину Хатталь невыносимо самодовольным тоном.
Степняк чуть не взвыл от ярости.
Оставшееся время Хатталь ни словом не упоминал об инциденте. Только иногда поглядывал на Кинтаро, будто раздевая глазами. Уходя, выманил его в коридор:
– Вождь, на пару слов.
Но вместо пары слов урвал поцелуй, который был слишком долгим и жарким для взятого силой.
Третий день принес много сюрпризов. Для начала Альву номер два вытащили из петли. Никакого вреда он себе причинить не смог, потому что был под магической защитой. Это значило, что отточенное лезвие не оставляло на его коже следов, и если бы даже он выпрыгнул с верхней площадки башни, то ни одной шишки бы себе не набил.
– Как еще мне доказать, что я настоящий? – рыдал он, уткнувшись в плечо сердобольному Итильдину.
Кинтаро наблюдал мизансцену с видимым неудовольствием, прислонившись к стене и засунув большие пальцы за ремень.
– Этого я, пожалуй, не возьму, – сказал он вполголоса, с оттенком брезгливости.
– Щенков, что ли, выбираешь? – так же вполголоса возмутился Хатталь. – Между прочим, только этот рвется пойти с вами.
– Мало ли кто куда рвется.
– А ты бы подумал, чего хочет твой рыжий. Его желания с твоими могут не совпадать, тебе это в голову приходило?
– Если бы он мог выйти и послать нас обоих к черту, твоей хозяйке не понадобилась бы вся эта канитель.
– Молодец, соображаешь. Ну, а если… – Хатталь помедлил, – …он хочет вас испытать? Узнать, что вы любите больше – его самого или ваши представления о нем?
Кинтаро открыл было рот, чтобы возразить, и понял, что ему нечего сказать. Зато фарри явно сказал больше, чем собирался. И решил незамедлительно сменить тему, небрежно бросив:
– Я с ним спал пару раз, еще когда он только здесь появился.
– Всего пару? – чужим голосом отозвался Кинтаро, отворачиваясь.
– А я думал, ты кинешься меня полосовать, если узнаешь.
– С чего бы? Ежу понятно, это он тебя совратил. Надо же ему с кем-то трахаться, пока нас нет.
Заткнуть Хатталя было не так-то легко.
– Он клевый. Понятно, почему ты так хочешь его вернуть.
Кинтаро развернулся и посмотрел на Хатталя в упор.
– По-твоему, я поперся за тридевять земель только потому, что с рыжим хорошо в постели?
– Так почему?
– Потому что я его люблю.
– А ты ему когда-нибудь это говорил? Держу пари, что нет. Такие, как ты, вечно корчат из себя суровых мачо.
– Таких, как я, цивилизованные люди называют суеверными дикарями, – сказал степняк резко. – Но у цивилизованных людей предрассудков и суеверий не меньше. Например, что надо обязательно говорить о любви. Для таких, как я, любовь – она как солнце, как ветер, как вода. Она просто есть. – Кинтаро помолчал и добавил: – Если уж на то пошло, Альва тоже никогда не говорил, что любит меня. Я сам это знаю. Потому и не отступлюсь.
На этот раз Хатталь не нашелся, что сказать.
Белая тронная зала оказалась пустой, но после недолгих поисков два прочих кавалера Ахайре обнаружились в неприметном алькове, и положение, в котором их застали, было абсолютно недвусмысленным.
– А что, я всегда мечтал сам себя трахнуть, – задиристо сказал тот, что был сверху. Поскольку оба были полураздеты, определить, который это номер, первый или третий, не представлялось возможным.
Итильдин буквально прилип к ним взглядом, но степняк отодвинул его и задернул занавески. Он не любил быть пассивным наблюдателем.
– Интересно, как делаются такие иллюзии? – сказал задумчиво эльф. – Обман зрения и прочих чувств? На самом деле там, за занавеской, никого нет? Или это заклинание личины?
– Это заклинание подобия, – не удержался Хатталь, на что эльф и рассчитывал. Легко уклониться от прямого вопроса, но мало кому удается смолчать, когда есть возможность блеснуть эрудицией. – Берется нормальный человек, из плоти и крови. Чем он больше похож, внешне и по характеру, тем лучше приживется иллюзия. Потом он не помнит, что с ним было. Ведет себя в точности как тот, в кого его превратили.
– Откуда он знает, как надо себя вести?
– А он и не знает. Просто делает то, что от него ждут. Как бы читает мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117