Приручить. Разгадку он нам дать не сможет, а вот пару ключей подбросит.
– Приручить? Как же, интересно?
– Не знаю пока. Ты же у нас специалист по совращению фарри.
– Этот какой-то уж слишком упертый.
– Из того, что я знаю о магах, можно заключить, что у них слуги быстро теряют предрассудки. Он что, совсем тебе не нравится?
– Да как сказать… Я клятву дал, между прочим.
– Если дело не выгорит, эту клятву тебе придется соблюдать до скончания века.
– Поверить не могу, что ты – чистый целомудренный эльф – уговариваешь меня пойти налево.
– Поверить не могу, что тебя – развратного ненасытного варвара – приходится уговаривать.
В итоге они сошлись на том, что попробуют фарри напоить, а там как получится.
День и ночь на Краю Мира были понятиями условными, с трудом поддающимися подсчету. Однако Дэм Таллиан позаботилась о том, чтобы не попасться на собственную уловку, и снабдила гостей песочными часами с шестью делениями, по числу дней недели. Вместо песка в часах были крошечные жемчужины. С тихим стуком ударяясь о стеклянную колбу, они отмечали бег неумолимого времени. Первое деление уже было пройдено и до середины второго оставалось немного, когда Итильдин с Кинтаро снова взялись за свое расследование.
На этот раз они попробовали отключить логику и действовать на уровне интуиции, ощущений, чутья. Однако все попытки применить особые способности словно наталкивались на глухую стену. Без сомнения, Дэм Таллиан позаботилась о том, чтобы в их распоряжении было только пять обыкновенных человеческих чувств. И даже провидческий дар Итильдина был бесполезен, поскольку никому из них не грозила смертельная опасность.
На вид, запах, вкус, слух и ощупь все три кавалера Ахайре казались идентичными, как близнецы. Лишь по характеру они слегка различались. Это ничего не давало: настоящий Альва был переменчив, как погода в сентябре, и мог выбрать для себя любую линию поведения. Приходилось признать, что нет никакого способа узнать наверняка, который из трех настоящий. Только угадать случайно.
Дэм Таллиан была хитра, как демон. Вместо цепей и оков она использовала слова и договоры, иллюзии и обман. Можно порвать цепи, сломать оковы, вырваться из заточения силой или хитростью. Но трудно бороться с туманом, окутавшим тебя, скрывшим верную дорогу, отнявшим ясность ума и уверенность в своих силах.
Кинтаро был мрачен, и эльф понимал его без слов. Каково думать, что твою любовь может подделать какая-то чародейка, да еще так искусно?
Мрачность степняка объяснялась еще и тем, что все три рыжих совершенно одинаково воздействовали на его половую функцию, а значит, он возбуждался в тройном размере. Но по-прежнему отказывался упасть в кровать с любым из них, пока не станет ясно, кто есть кто. Кинтаро бы никогда не сознался, но его преследовал страх увидеть, как в самый неподходящий момент Альва в его объятиях превращается в кого-то другого. Или во что-то другое.
Для успокоения нервов он решил устроить разврат и пьянку. Но Хатталь неожиданно заартачился.
– Мы не пьем вина, Пророк запрещает.
– Ага, вы пьете самогонку из кактусов!
– Это нам Пророк не запрещает. Нельзя только перебродивший сок виноградной лозы. Зато можно кумыс и кхамру.
– Просто он писал свои правила, когда кхамру еще не придумали. А то бы добавил. Это все равно что запретить трахаться в задницу, а минет разрешить.
– Ну, так, в общем, и есть. Неверного трахнуть – грех небольшой. Сто раз прочел молитву и очистился. Но я с мужиками не сплю и в рот не беру… Спиртного, болван!
Кинтаро неприлично заржал. Подобные оговорки в своем присутствии он расценивал как завуалированное приглашение. Поэтому, когда фарри направился в купальню, он выждал некоторое время, подмигнул Итильдину и вошел следом.
Парень стоял, упираясь в умывальник, и разглядывал себя в зеркало.
– Что, меряться пришел? – успел он сказать, прежде чем был прижат к стене и рот его Кинтаро запечатал своим.
Хатталь начал вырываться, но степняк прижал его крепче, сунул колено между ног и присвистнул. У фарри стоял, как боевое знамя.
– На себя самого, что ли, так завелся? – насмешливо осведомился Кинтаро, дыша в ухо Хатталю и тиская его за задницу.
– Пусти, – прошипел тот, извиваясь. – Я не хочу.
– Хочешь. От тебя так и несет похотью, фарри.
Хатталь отвернул лицо, и Кинтаро принялся целовать его в шею. С губ парня сорвался предательский стон, по телу прошла дрожь.
– Давно не было мужика, лапочка? – вкрадчиво прошептал степняк, одной рукой пытаясь развязать широкий кушак Хатталя.
Судя по прошлому опыту, примерно сейчас жертва должна обмякнуть и прекратить сопротивление, а то и накинуться с ответными ласками.
Но не тут-то было. Хатталь с неожиданной силой стиснул его запястье, и пальцы его впились в кожу, причиняя невыносимую, обжигающую боль. От неожиданности Кинтаро отпрянул, выругавшись сквозь зубы. Посмотрел на свою правую руку и в первый момент глазам не поверил. На коже пламенели ожоги – следы от пальцев.
Глаза Хатталя горели. В прямом смысле слова. Расширенные зрачки полыхали желто-оранжевым пламенем.
– Это заклинание называется 'Рука Ашурран', – сказал он насмешливо. Теперь была его очередь глумиться.
– Гляжу, ты прямо сгораешь от страсти, – скаламбурил Кинтаро, снова приближаясь к нему плавным движением хищника. – Хочешь разжечь мой пыл?
– Ты здорово рискуешь, вождь. Я тебе задницу надеру.
Степняк задрал бровь:
– Вот так бы сразу и сказал, а то «не хочу, не хочу»…
– Я тебе яйца оторву и в глотку засуну! – прошипел фарри. Его арисланский акцент совсем исчез.
Кинтаро объяснил ему просто и доступно, что именно и кому он сейчас сам засунет в глотку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117