– Да кто тебе сказал? – Сам же Протти и сказал.
– Протти ровным счетом ничего не понял. Я просто рассказал ему два варианта сценария: мой и твой, чтобы он составил представление о сложности нашей работы. Вот и все.
С надеждой жду, что Маурицио ввяжется в спор. На самом деле такая пикировка на равных, в которой Маурицио упрекал бы меня в предательстве, а я защищался или даже переходил в контрнаступление, пожалуй, смягчила бы мое чувство неполноценности. Однако Маурицио прочно закрепился «наверху» и не намерен уступать свои позиции. Пока я распаляюсь для защиты, он смотрит на меня пристальным взглядом, но не перебивает. Выждав немного, он говорит: – Впрочем, это неважно. Я хотел сказать тебе только одно: чтобы быть настоящим революционером, мало просто заплатить пять или, скажем, пятьсот миллионов. Но сейчас речь не об этом.
Дело дрянь. Маурицио избегает столкновения и еще надежнее запихивает меня «вниз».
– А о чем? – спрашиваю я раздраженно.
– Я заехал за тобой. На сегодня назначено собрание группы. Оно состоится во Фреджене, в доме Флавии. Я, как условились, представлю тебя, объявлю о твоем взносе, а потом начнется обсуждение сценария.
Я не скрываю своего удовлетворения. Представление группе уже столько раз назначалось и столько раз откладывалось, что постепенно стало одним из способов, с помощью которых Маурицио удерживал меня «внизу».
– Едем прямо сейчас? – спрашиваю я бодро.
– Прямо сейчас.
– Прекрасно. А какая повестка дня? – Вначале я представлю тебя, потом перейдем к диспуту по сценарию.
Я искренне радуюсь. Прежде всего меня радует представление: «Представляю вам товарища Рико. Мы с ним отлично поработали над сценарием нашего фильма». Затем объявление о моем солидном взносе: «Товарищ Рико внес целых пять миллионов на общее дело, похлопаем товарищу Рико». Наконец обсуждение: «Диспут по сценарию „Экспроприации“, разработанному совместно мною и Рико, считаю открытым». Короче говоря, я жду чего-то достойного, серьезного, основательного, нового, возвышенного, просвещенного. Чего-то дружеского, бодрящего, душевного. Это будет встреча двух поколений: их и моего. Начало надежных, длительных и благотворных отношений как для них, так и для меня. Вдохновенно я восклицаю: Я рад! Я необычайно рад! Мы принадлежим к разным поколениям. Но почему бы нам не работать вместе? По сути, так и должны создаваться сценарии: не в одиночку, не на пару, а коллективно. Возможно, это начало невиданного и поистине революционного эксперимента.
Маурицио уже вышагивает впереди меня по коридору. Мы выходим из квартиры. Пока лифт спускает нас вниз, я спрашиваю: – А почему именно во Фреджене? – Там находится вилла родителей Флавии. Сейчас на вилле никого нет. Кроме того, там очень просторная гостиная, как раз для собраний.
– А как же с помещением в Риме, на которое я внес пять миллионов? – Еще не готово.
– Чего-то не хватает? – Не хватает портретов. Мы заказали их в Милане. Пока не подвезли.
– Какие портреты? – Маркса, Ленина, Мао, Сталина.
– И Сталина тоже? – Обязательно.
Я ничего не говорю. Только смотрю на него. Изящная женская головка ренессансного пажа в профиль. Молочная белизна лица отчетливо выделяется на тускло-белом фоне пиджака. Розовый отлив ноздрей, губ и ушей, лиловый налет усталости под глазами вдруг вызывают в памяти классические мадригалы, в которых при описании цвета женского лица говорится именно о «розах и фиалках». Неожиданно я спрашиваю: – А Флавия согласна с тобой? – В чем? – Ну, она разделяет твои политические идеи? – Да.
Секундное молчание.
– Насколько я понимаю, родители Флавии столь же безупречны, как и твои.
– Не понимаю.
– Вот тебе раз! Ведь недавно мы сошлись на том, что для тебя твои родители – само совершенство и ты не можешь упрекнуть их ни в чем, кроме того, что они принадлежат к буржуазии.
– Ах да, помню.
– Так вот, повторяю: родители Флавии такие же, как и твои? Они безупречны, и Флавии не в чем их упрекнуть, за исключением того, что они принадлежат к буржуазии? – Видимо, да.
– Выходит, что и как родители, и как граждане они безукоризненны: заботливый отец, нежная мать. Она – добропорядочная хозяйка, он – прекрасный специалист.
– Он не просто специалист, он строитель.
– Тем лучше. Строитель. Уж больно слово хорошее. Вернемся к Флавии. Как относятся ее родители к тому, что она входит в группу? – Плохо.
– Так же, как и твои родители? – Примерно.
– А в чем еще упрекают вас родители, кроме того, что вы собираетесь ниспровергнуть существующие устои? В том, что вы непутевые дети, скверно ведете себя, что Флавия – эротоманка, а ты – развратник, что вы оба колетесь, так? Не оборачиваясь, он бросает сквозь зубы: – Эротоманка, развратник, оба колемся – что за чушь? – Ну это так, к примеру. Стало быть, кроме подстрекательства, родители ни за что вас не костят? – Стало быть.
– Значит, вас полностью устраивают ваши родители, как, впрочем, и вы их. Единственное, что вам не по нутру друг в друге, так это то, что родители мещане, а вы – подстрекатели. Я верно излагаю? – Допустим. Только к чему ты ведешь? «А вот к чему, – так и хочется мне ответить. – Хоть и по разным причинам, но ты и Флавия, с одной стороны, и ваши родители – с другой, олицетворяете ту самую проклятую безупречность, которая так свойственна „возвышенцам“. И неважно, возвышаетесь ли вы ради революции, а ваши родители ради сохранения старых порядков. Важно то, что все вы сделаны из одного теста, а ваша несхожесть, если не сказать противоположность, – это только видимость. Все вы принадлежите к разряду власть имущих, вашим истинным противником и оппонентом являюсь я, „униженец“, слабак и бедолага, который щедро наделен природой, но не в состоянии применить свои природные достоинства в реальной жизни».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111