Чувствую, что должен сделать примирительный жест. Беру Вирджинию за руку и притягиваю ее к себе со словами: – Почему ты хочешь, чтобы меня мама выгнала? Я тебе не нравлюсь? А вот ты мне очень нравишься. Видишь, как мы не похожи? Говорю это без всякой задней мысли, совершенно откровенно; говорю то, что чувствую и думаю. Однако «он» – уму непостижимо! – как всегда, развязно замечает: «– Еще бы она тебе не нравилась. Пожалуй, даже слишком».
Сурово осаживаю «его»: «– Я тебе запрещаю говорить подобные вещи».
Поздно. С безошибочной женской интуицией девочка догадалась о «его» присутствии. Она издает пронзительный визг, вырывается из моих рук и бежит обратно к матери. Топая ногами, она повторяет: – Прогони его, прогони, прогони! Ирена наклоняется и шепчет ей что-то на ухо. Затем выпрямляется и говорит: – А теперь, Вирджиния, попрощайся с синьором Рико и – в постельку.
Совершенно неожиданно девочка протягивает мне руку и церемонно приседает со словами: – Спокойной ночи, Рико. – Потом дает руку Ирене и уходит вместе с ней.
Оставшись один, я набрасываюсь на «него»: «– Пошляк! Мои чувства к Вирджинии могут быть только отцовскими, запомни!» Удивительно, на этот раз «он» меня не разыгрывает.
«– Когда же ты поймешь, поверхностный, легкомысленный человек, – отвечает „он“ меланхоличным тоном, – что я – само желание, а желание желает всего.
– И девочек тоже? – Я же сказал: «Всего».
Пожимаю плечами, выхожу из кухни, направляюсь в гостиную. Ничего не могу с собой поделать и нервно расхаживаю взад-вперед. Вот так всегда: стоит «ему» только заронить в меня семя желания, как тут же из этого семени, вопреки моей воле, вырастает мощное древо. «Его» идея заключается в том, чтобы подбросить Ирене сюжет для внутреннего фильма, в котором я мог бы участвовать как актер. И теперь эта идея-семя по обыкновению разрослась в целое дерево. А вот и Ирена.
Она идет к тележке бара и наливает два стакана виски.
– Что ты шепнула на ухо Вирджинии? – спрашиваю я.
– Что, если она будет хорошо себя вести, ты пригласишь ее сниматься в твоем фильме.
– Тоже мне, выдумала. И как это тебе пришло в голову? – Да Вирджиния этим грезит. Ты видел, что она читает? Комиксы. Но не детские комиксы, а фото-романы для взрослых. Среди прочего там есть такие бедные, забитые девочки, которые становятся потом звездами. Вирджиния зачитывается этими фото-романами и тоже мечтает стать кинозвездой.
– Или звездой фото-романов? Ирена усаживается в своей обычной позе – нога на ногу – и неожиданно произносит: – Расскажи мне о твоем продюсере.
– Какое тебе до него дело? – Я же сказала, меня интересуют капиталисты. Разве твой продюсер не капиталист? – Еще какой.
– А кто это? – Ты хочешь знать, как его зовут? – Ну да.
Собираюсь ответить: «Протти», как вдруг «он» вмешивается: «– Скажи ей, что его зовут Прото.
– Какого черта? Как это – Прото? – Прото – это воображаемый персонаж. С его помощью ты войдешь в фильм Ирены в качестве актера.
– А почему Прото, а не Протти? – Это тебя не должно волновать. Скажи «Прото» и увидишь – имя сработает.
– Что значит «сработает»? – Из него завяжется весь сюжет. Ради любопытства отвечаю Ирене: – Его зовут Прото.
– Какое странное имя! Бывает же такое! «Он» прав: имя срабатывает. Как заученную в детстве считалку, проговариваю легко и быстро: – Ничегошеньки странного. Наоборот, по-моему, имя вполне подходит его владельцу. По-гречески Прото означает «первый, главный». Хотя еще больше ему, наверное, подошло бы имя Протей.
– Почему Протей? – Протей – это морской бог в греческой мифологии. Он мог принимать сотни разных обличий. До сих пор, когда речь идет о чем-то вездесущем и всеобъемлющем, говорят «протеевидный».
– Ну хорошо, а при чем здесь твой продюсер? – При том, что Прото занимается не только кино, но и сотней других вещей, о нем-то и можно сказать «протеевидный». Прото еще и промышленник, финансист, предприниматель первой величины. Кино для него – всего лишь одна из многочисленных сфер деятельности. Прото воистину вездесущ: он протягивает, свои щупальца везде, где только можно. Составить полный список интересующих его областей практически невозможно. Цемент, бумага, печать, бытовые электроприборы – все это и многое другое позволяет ему относиться к кинематографу как к некоему хобби.
Теперь уже мой черед удивляться магической силе имени Прото. На самом деле это говорю не я; сам Прото, несуществующий, мнимый персонаж, вещает о себе моими устами. Смешно сказать, но я чувствую, что этот призрачный Прото нравится Ирене и завораживает ее, в то время как настоящий Протти, возможно, вовсе бы ее не заинтересовал. Как же так? «Он» тут как тут со своим объяснением: «– В действительности внутренние фильмы Ирены – это сны, а сны для меня – родная стихия. И Прото существует не в реальности, а во сне».
Возражаю: «– У меня такое впечатление, что сны Ирены – это просто комиксы».
«Он» бойко отвечает: «– А что такое комиксы, как не нарисованные и напечатанные сны? Будь спок, тяни резину с этим Прото, и увидишь: Ирена как пить дать введет его в один из своих фильмов».
Вяло отзываюсь: «– Наверное. Только я уже что мог выжал из этого несчастного имени. Может, теперь Ирене захочется узнать о нем еще больше. Но что ей сказать, я не знаю.
Неожиданно «он» меня упрекает: «– Я тебе поражаюсь. Ведь вроде культурный человек, а до сих пор не понял, что сны и комиксы сделаны из отжившего и пройденного культурного материала.
– Ну и что?» На то, чтобы услышать ответ, у меня уже нет времени. Наш короткий спор резко обрывается голосом Ирены: – Опиши мне его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111