Только это будет диалог между слугой и хозяином. Вряд ли нужно говорить, кто из нас будет хозяином, а о слугой. Кроме того, наш диалог будет совсем не на недавние препирательства. Это будет спокойный, вежливый, рассудительный разговор, выдержанный в строгих рамках допустимого между нижестоящим тобой и вышестоящим мной. Короче говоря, между нами установятся культурные, благопристойные, уважительные отношения.
– … – Само собой разумеется, я вовсе не отрицаю твою, скажем так, исключительность. Для меня ты все равно останешься некоронованным королем. Несмотря на то, что отныне будешь всего лишь частью моего тела.
– … – Может, хватит отмалчиваться?… – Отвечай, тебе говорят, я приказываю, понял?…» Внезапно меня осеняет: а что, если это любовь, настоящая, большая любовь – молчание члена? Да, я люблю Ирену, но твердо знаю, что никогда не буду любим ею. В таком случае «его» молчание, вероятно, означает настолько полную сублимацию, после которой всякий диалог становится попросту излишним. Теперь, когда я отказался общаться с Иреной через «него», мне уже нечего сказать «ему», а «ему» нечего сказать мне. Диалог между «ним» и мною был, в сущности, диалогом между похотью и любовью. «Он» умолк, потому что победила любовь.
Ирена возвращается. Длинная, прозрачная рубашка доходит ей до самых ступней. Она сразу ложится в постель, укрывается одеялом и говорит точь-в-точь как жена мужу: – Давай быстрее, ванная свободна. У меня уже глаза слипаются.
Не мешкая захожу в ванную и закрываю дверь.
Несмотря на мое убеждение в окончательном и полном раскрепощении, «его» молчание по-прежнему не дает мне покоя. Пока мочусь, широко расставив ноги перед унитазом, бережно держу «его» двумя пальцами и даю «ему» следующие наставления: «– В конце концов, тебе не на что жаловаться. И нечего на меня дуться. Я изгнал тебя лишь из одной половины моей жизни – той, что провожу бодрствуя. Но другая ее половина, которую я проживаю во сне, будет твоей, и только твоей. Я отдаю мои сны в твое полное распоряжение. Во сне ты волен делать все, что тебе заблагорассудится: трахайся с кем и как попало, и пусть тебя не смущают всякие там извращения, жми на всю катушку, дрючь всех подряд – женщин и мужчин, знакомых и незнакомых, родных и близких, людей и животных, живых и покойников, просто так и с разными наворотами, побольней да покруче. Во все дыры и во все щелки. Всех и по-всякому. Никаких ограничений. Во сне ты полный хозяин. Тебя это устраивает?» Не отвечает. Я продолжаю: «– Мало того. Можешь, как говорится, видеть сны и наяву. В снах наяву пространство, на котором ты будешь властвовать безраздельно, расширится. Ты будешь грезить днем и ночью. Чего тебе еще?» Опять молчит. Я заключаю: «– Не хочешь говорить? Тебе же хуже. Все злишься? Однако я бы не сказал, что твое теперешнее положение так уж печально. До сих пор я называл тебя Федерикус Рекс. Отныне буду называть Сновидцем. Идет?» Снова ни звука. Пожимаю плечами и выхожу из ванной. Вот и спальня. Белесая голова Ирены утонула в подушке; глаза закрыты, простыня натянута до подбородка. Не открывая глаз, она произносит: – Ложись к стенке и не заводи никаких разговоров: я уже засыпаю. Спокойной ночи. – Протягивает руку и гасит свет. Комната погружается в темноту.
На ощупь протискиваюсь в узкий проход между кроватью и стеной. Залезаю в постель, ложусь на спину. В спальне жарко; лежу под простыней и легким байковым одеялом. Кладу руку под голову и вслушиваюсь. Ирена уже спит: в этом убеждает ее глубокое, ровное дыхание, время от времени забавно прерывающееся короткими вздохами и сменой ритма. После каждого вздоха Ирена слегка ворочается, поудобнее устраиваясь на ограниченном пространстве кровати. Теперь мой черед повернуться: от неподвижности у меня затекла нога. И тут я замечаю, что вместе со мной непроизвольно повернулась и Ирена. Я повернулся на правый бок – спустя мгновение на правый бок поворачивается она. Выждав немного, поворачиваюсь на левый. Через секунду, вздохнув, Ирена тоже ложится на левый бок. Наконец я ложусь на спину; Ирена снова вздыхает и перекладывается на спину. Тут я замираю и начинаю размышлять.
Стало быть, говорю я себе, Ирена поворачивается тогда, когда поворачиваюсь я; перекладывается с боку на бок тогда, когда перекладываюсь я; ложится на спину тогда, когда ложусь я, – и все это «во сне». Что это значит? Это значит, что между нами существует некая близость, тайная связь. Ирена не сознает этой близости, этой связи, зато я – да. Я люблю Ирену и знаю об этом; возможно, Ирена тоже любит меня, но еще не знает этого. Тем не менее она проявляет свою любовь, послушно сообразуя движения собственного тела с движениями моего. Но лишь «во сне». Следовательно, я должен сделать так, чтобы в будущем эта связь, это сродство постепенно перешли из бессознательного в осознанное, из сна в явь. Несмотря на все ее рукоблудные ритуалы, Ирена остается обыкновенной женщиной, и при благоприятных обстоятельствах ей уже не хватит только самой себя: для полноценного самоощущения Ирене понадобится мужчина. Поэтому от меня потребуется создать такие обстоятельства.
Неожиданно чувствую себя счастливым. Да, я буду целомудренным спутником Ирены до того дня, когда она почувствует необходимость сделать меня своим любовником. При этом я не должен форсировать события; все произойдет само собой.
С этими мыслями я проваливаюсь в глубокое забытье, в Конце которого вижу такой сон. Вместе с Иреной и Вирджинией мы идем к церкви в районе ЭУР. Ночь, полнолуние, однако луны не видно. Наши черные тени вытянулись на брусчатке, освещенной холодным лунным светом;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111