– В чем дело?
Но Гленда достаточно хорошо знает мой тон, чтобы мне доверять.
– Ты уверен, Винни?
– Достаточно. Если я не прав, вреда не будет. Давай, сделай все, что сможешь, но не дай им на той яхте выйти.
Я отключаю мобильник и откидываюсь на мягкую спинку кожаного сиденья, а Хагстрем тем временем гонит машину к пристани, яхте и Норин, которая и ведать не ведает, что славный набор старых, но вполне смертоносных когтей нацелен ей в спину.
– Да зачем ей это делать? – недоумевает Хагстрем, пока мы несемся от стоянки Холовер-Бич прямиком к яхтенной гавани в Форт-Лодердейле. – Одри многие годы была с Джеком.
– И что она для него делала?
– Вообще-то не знаю. Никто из нас толком не знал. Помогала с какими-то мелочами.
– Угу, – отзываюсь я. – С такими мелочами, как убийство.
Когда мы добираемся до яхтенной гавани, я вижу Гленду на дальнем конце одного из причалов, размахивающую руками, чтобы привлечь наше внимание. Гленда нервно озирается, глаза ее бегают туда-сюда, словно ее застали за тем, как она тырит цукаты с праздничного торта. В воздухе плывет легкий запах пороха – должно быть, какой-то кретин поблизости стрелял по тарелочкам.
– Ты ее нашла? – спрашиваю я.
Гленда слегка покачивается взад-вперед на пятках.
– И да, и нет.
– В смысле?
– Да, я ее нашла, нет, ее здесь нет.
Хагстрем не в том настроении, чтобы дурачиться.
– Где она?
– На яхте, – говорит Гленда. – С Одри. – Тут Гленда тянет себя за шорты, словно стараясь стащить их с бедер. – Я прибыла как раз в тот момент, когда они уже отчаливали. Я пыталась им махать. Пока я сюда добиралась, я даже придумала предлог насчет потопа в пентхаусе, ничего лучшего в голову не пришло, но они к тому времени уже меня не слышали. Я пыталась, я правда пыталась, но…
Итак, Норин сейчас там наедине с Одри – и понятия не имеет о том, что задумала пожилая дама. Я уже представляю себе, как Одри смотрит Норин в затылок, дожидаясь верного момента, чтобы вколоть ей наркотик, резануть когтями, выбросить за борт и позволить морю разобраться с последними остатками семьи Дуганов.
Примерно в миле от берега на волнах покачивается сияющая белая яхта футов сорок в длину.
– Извини, Винсент, – говорит Гленда. – Я думала, я все-таки справлюсь…
Но я уже осматриваю пристани на предмет того, что мне прямо сейчас требуется. И вот он – в двух причалах отсюда. Я бегу к нему. Гленда и Хагстрем какое-то мгновение недоумевают, но затем плотно садятся мне на пятки.
– Ты что, Рубио, совсем охренел? Что ты делаешь? – орет Гленда.
– А ты как думаешь? – откликаюсь я, запрыгивая в гоночный катер – его нос, длинный и широкий, просто идеален для скачки по волнам на восьмидесяти узлах – и в темпе отвязывая швартов от металлической планки на пристани. – Катер угоняю.
Хагстрем тоже спрыгивает и становится рядом со мной. Тридцать секунд спустя я уже завожу мощный мотор быстроходного катера, и тот бешено взбаламучивает воду, готовый рвануться вперед. Такой катер непременно должен двигаться быстро – на самом деле его мотору вредно, если держишь его на холостом ходу.
– Ты вернешься к остальным, – инструктирует Гленду Хагстрем. – Я хочу, чтобы они зарылись в Дании, в мастерской.
– В Дании, в мастерской, – повторяет Гленда. – Понятно.
Наконец я даю полный газ…
И мы врезаемся в пристань.
– Вот тебе и раз, – бормочу я, давая медленный задний ход. Расщепленная древесина пристани трещит, пока мы из нее вылезаем. Затем я кручу руль, и мы делаем широкий разворот, прежде чем я снова врубаю полный газ и бросаю гоночный катер вперед. Резкий рывок отбрасывает меня на белое кожаное сиденье, и я мгновенно создаю трехфутовые волны там, где секунду назад все было тихо-мирно и не просматривалось никакого кильватера. Однако сейчас не время уделять внимание деспотичным морским законам. Если меня оштрафуют, я этот штраф убитой по дороге рыбой оплачу.
Быстроходный катер с легкостью прорезает легкую зыбь, острый, обтекаемый корпус разбивает волны, скользя по-над водой так, словно нет ему никакого удержу. Нос на добрых пять футов поднят над водой, мощные винты проделывают всю тяжелую работу внизу, а океанские брызги, смешиваясь с густым воздухом Майами, рождают чудесный свежий туман, что покрывает мое лицо и, по крайней мере временно, охлаждает меня до пристойной температуры. Пожалуй, только так я и смог бы постоянно жить в Майами – в 7:30 утра, в гоночном катере, на скорости в пятьдесят узлов. Хагстрем, предвкушая сражение, уже выплюнул свои вставные челюсти и выпустил когти.
– Входим сразу же, – говорит он. – Норин – приоритет номер один.
Я от всей души соглашаюсь. Яхта крупно вплывает в поле зрения менее чем в двухстах ярдах от нас, и я замечаю намалеванное у нее на борту название.
– «Могучий клюв»? – спрашиваю я.
– Это такая гадрозаврская шутка. Ведь нас еще утконосыми динозаврами зовут.
Нет никакой надежды подобраться к яхте с мотором, ревущим, точно группа The Who в последние пятнадцать минут ее концерта, а потому я вырубаю энергию и надеюсь, что инерция донесет нас куда надо.
Мне удается подвести гоночный катер к самому борту яхты, и два корпуса начинают скрестись друг о друга, но этот звук почти целиком скрадывается легким шумом волн, разбивающихся о фибергласе. Чертовски ловкий бросок швартова – ну ладно, ладно, три чертовски ловких броска – и я надежно прикрепляю гоночный катер к белоснежной яхте.
Поручень в добрых десяти футах у меня над головой – но черт побери, мы в миле от берега, вокруг, насколько видно глазу, никаких лодок нет. Если только из космоса за нами сейчас не наблюдает спутник – хотя вполне вероятно, что он и впрямь там есть, – по-моему, ничто не мешает мне малость поманипулировать с личиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115