Отец смотрит на свою девочку, а девочка смотрит на мост, отец уже одет для ужина, по этикету, в руке у него стакан, и здесь же няня, она шепчет что-то на ухо девочке Клер (Клер Ньютон ее имя) или напевает немудреную песенку; и, может статься, именно отблеск этих синих вод (или черных, потому что была ночь) и есть то самое, что таит в себе ощущение пути вниз, ощущение бремени, ощущение головокружения, падения и притяжения, и весомости, и ложной тучности, и изнеможения. Это ощущение уже было во взгляде, который я увидел, во взгляде, на который я ответил взглядом, смотрел в течение целой минуты через стол, во время ужина на возвышении девять плюс семь месяцев назад, но зато его не было у меня во взгляде, принятом тем, другим взглядом, тоже смотревшим мне в глаза в течение той же самой минуты те же шестнадцать месяцев назад; и в моем взгляде было отражение четырех мальчиков – в сопровождении старой служанки они шли по улице Генуэзской, по улице Коваррубьяс, по улице Микеланджело. Сейчас я в глубоком помрачении, пусть даже в этом помрачении есть некая связность и логика, пусть даже у меня легкая форма помрачения, логичная и связная, пусть оно преходящее, но сейчас оно сильнее, чем когда-либо, потому что я думаю обо всем этом: о старике, о ребенке, о поцелуе и о реке, о широкой реке, которая называется Ямуна или Джамна и которая прорезает город Дели, и о реке Черуэлл, близ которой живет Тоби Райлендс и в которой он видит символ течения времени, и о реке Ивенлоуд, и о реке Уиндраш, между которыми находится Уичвуд-Форест, вернее, где был когда-то этот самый лес, и о реке Эйвон, на берегах которой учится Эрик, и о реке Гвадалквивир, близ устья которой находится Санлукар, и о реке Айзис – отсюда до нее ближе всего, может, мне придется блевать туда с моста. Как устаешь, когда живешь в помрачении, как устаешь, и как тебе тошно оттого, что думаешь помраченно и от этого думаешь так много; бред – всего лишь порождение мысли, она подбирает рифмующиеся слова, и колеблется, и расставляет знаки препинания как попало, я должен прекратить раздумья, вместо этого лучше поговорить с кем-нибудь, чтобы отдохнуть от собственной мысли, – она всё сводит воедино, и ассоциирует, и устанавливает слишком много связей, – поговорить с Райлендсом, или с Кромер-Блейком, или с Мясником, или с Мюриэл (но я не взял у нее телефона). Поговорить с Клер Бейз и предложить ей какой-то выход, но не разлуку, не прощание, предложить что-то, что даст мне возможность освоиться с ощущением пути вниз, оно свойственно всем, я же еще не знаю этого ощущения; а может быть, всё проще, я при этом еще не присутствовал.
Когда мальчик Эрик вернулся из уборной, я всего лишь услышал его быстрые шаги и ощутил легкое веяние воздуха, потому что я уже ни на кого не глядел, а платил по счету, хотя тарелку с недоеденными сосисками еще не убрали; я отказался от десерта и помнил, что река Айзис совсем близко, на тот случай, если не успею добраться до дома и до мусорного ведра.
На следующий же день я принял решение обсудить предварительно то, что собирался предложить Клер Бейз, с Кромер-Блейком, моим лучшим, вернее, единственным другом: на то и друзья, чтобы проверять на ком-то убедительность собственного красноречия, прежде чем проверить эту убедительность по-настоящему, на деле; на то и друзья, чтобы было кого заранее посвятить в собственные планы, в которые сам не веришь: чтобы заблаговременно скрасили твой провал, чтобы сказали обнадеживающие слова, дали желанный ответ, который хочешь услышать позже, на деле; ответ, которого, возможно, лучше бы не слышать.
К Кромер-Блейку я отправился без предупреждения; после утренних занятий заглянул к нему в колледж, как обычно, предполагая, что в эту пору застану его дома: в худшем случае занимается с кем-то из студентов, тогда подожду у двери, пока не кончат. Поднимаясь к нему в кабинет – как и у меня, на третьем этаже, – я еще на лестнице услышал его голос и подумал, что он действительно держит речь перед студентом, а тот, сидя напротив, дремлет на софе и делает вид, что полностью разделяет суждения профессора по поводу «Тирана Бандераса» или «Автонекролога». Поэтому я и не постучался сразу же, костяшками пальцев, – а вовсе не потому, что хотел подслушать, о чем он толкует либо что истолковывает. Просто прислушался, чтобы убедиться, что он занят, и быстренько прикинуть, имеет ли смысл и стоит ли мне подождать, пока кончит занятие, – подождать, как уже было сказано, за дверью – либо же приоткрыть дверь на секунду, сказать, что мне нужно срочно поговорить с ним, что вернусь позже, и выйти прогуляться. Но при первой же фразе, явственно расслышанной, когда я подошел к двери (и говорили не шепотом), я утратил решимость и оцепенел на несколько секунд, и этих секунд хватило на то, чтобы потом (по истечении этих секунд: одна, две, три и четыре; или пять) оказалось, что уже поздно принимать решение или даже сделать шаг хоть по направлению к комнате, хоть по направлению к лестнице.
В английском языке существует один глагол, который можно перевести только посредством экспликации: to eavesdrop (это и есть глагол) означает (это и есть экспликация) подслушивать бессовестно, воровато, по-шпионски, намеренно и даже злонамеренно, а не случайно, не помимо воли: (в таком случае употребляется другой глагол, to overhear); первый глагол состоит из двух элементов: элемент eaves, означающий «навес», и элемент drop, означающий много всякой всячины, но первые его значения – «капля» и «капанье» (подслушивающий останавливается как можно ближе к дому: останавливается в том месте, где с навеса каплет вода после дождя, и оттуда подслушивает, о чем говорят в доме).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74