При том сама и добровольно. Однако вы оперативно. Молодцы, нечего сказать. Вы что, сюда на ракете прилетели?
– Пал Палыч, с вами, действительно, все в порядке? – не унимался Скобликов.
– Так, ребята, слушай мою команду! Р-р-равняйсь! Смирно! Благодарю за службу! Объявляю выходной! Вольно! Р-р-разойдись!
В любой другой точке на третьей планете от Солнца подобная картина могла бы вызвать, по меньшей мере, удивление. По пустынной заснеженной ночной Москве, по самой середине Кутузовского проспекта, в сопровождении двух джипов с мигалками шел человек в незастегнутом дорогом кашемировом пальто, с непокрытой головой, шевеля губами и что-то нашептывая себе под нос. Иногда он останавливался, пританцовывая в такт одной ему слышной мелодии. Затем, подобно дирижеру, жестикулируя руками, снова отправлялся в путь. Вместе с падающим февральским снегом на его непокрытую голову сыпались рифмы и ноты, где сочеталось несочетаемое, создавая удивительную гармонию души.
«В диких лугах, что за синей дубравою,
Знаю, божественный есть родник.
Будь я греховной опоен славою,
Я бы губами к нему приник.
Может, я вновь отчужденности пленник,
Вечно пленен мириадами звезд.
Может, во мне мой счастливый наследник.
Ему и отдам мир своих грез,
Своих грез, своих грез.
Млечный путь исканий и судьбы.
Там, где бродит вечность,
Там цветут сады.
Дивный мой наследник,
В них родишься ты».
Происходит же такое, господа. На расстоянии каких-нибудь двухсот метров, между Бородинской панорамой и Триумфальной аркой, в этом человеке одновременно рождались и поэт, и композитор.
«Сорок ночей по Земле этой странствуя,
Духом своим обретаю рассвет.
Две тысячи лет раболепствуя, властвуя,
Вере слагает оду поэт.
Радость моя! Не дремли с моей прихотью,
Келью открой и впусти в нее свет.
Дай сотворить с необузданной лихостью
То, что постиг за две тысячи лет,
Две тысячи лет, две тысячи лет.
Млечный путь исканий и судьбы.
Там, где бродит вечность,
Там цветут сады.
Дивный мой наследник,
В них родишься ты».
До загородной резиденции олигарха оставалось всего-то семь-восемь километров. Действительно, а почему бы и не пробежаться трусцой? Благо, что погода к этому располагала.

Глава вторая

Остаток ночи и половину следующего дня Пал Палыч спал крепко, и сны ему не снились. Едва открыв глаза, он сразу поднялся с постели и, не надевая халата, отправился в душ. Включив холодную воду, простоял под ней с полчаса, затем, одевшись, спустился вниз на кухню. Кухня малыми габаритами не отличалась, и в ней можно было спокойно разместить роту солдат. Не без проблем разобравшись с электрическим чайником, Пал Палыч слегка растерянно обвел взглядом изрядное количество полок и буфетов. Искать нужную вещь среди такого нагромождения предметов показалось ему бессмысленным. Улыбнувшись, он спокойно сел за стол.
– Доброе утро, Пал Палыч! – послышался бархатистый женский голос. – Вы что-то искали? Вы скажите, я все сделаю.
– Здравствуй, Анечка. Спасибо, не надо. Я сам. Ты мне только скажи, есть ли у нас зеленый чай? И где он находится?
Анечка достала из буфета большую железную коробку и поставила ее на стол.
– Вот. Это очень хороший сорт. Только я не Анечка. Я Женечка.
– Да? Извини. А я почему-то всегда думал, что ты у нас Анечка. Извини.
– Ничего страшного. Я вам сейчас заварю. По науке.
– Спасибо за науку.
– Вы завтракать или обедать будете?
– Нет. Что-то совсем не хочется.
– Пал Палыч, а как вы себя чувствуете?
– А вот чувствую я себя, Женя, превосходно. Бодр и весел. Только «бодры» надо говорить бодрее, а «веселы»?..
– Веселее! – Женя улыбнулась. – Ну, слава Богу! А то, если честно, мы уже все за вас испереживались. Сколько же можно?
Она заварила ему чай, поставив все необходимое для чаепития на стол.
– Пусть немного потомится. Аромат наберет. Может, чего-нибудь сладенького к чаю?
– Не-не, упаси Боже! Я однажды в детстве украл из буфета килограмм конфет и тут же их съел. Мало того, что сыпью покрылся, так меня потом еще и выпороли. С тех пор я сладенькое не люблю.
Заметив на Женином лице удивление, Пал Палыч рассмеялся.
– Ты удивлена, что у такого, как я, могло быть детство?
– Да нет… Ну что вы, Пал Палыч?
– Все нормально, Женя. Скажи, а чего ты торчишь на этой кухне?
– Я здесь работаю.
– Понимаю. А парень у тебя есть?
– Да, есть, – немного смутившись, ответила Женя.
– Слушай, а давай мы тебе устроим отпуск. Внеочередной. На недельку, а? Вот что: прямо сейчас поедешь в центральный офис, в отдел кадров. Там у нас есть очень серьезная начальница. Мария Федоровна. По секрету тебе скажу – член КПРФ. Но это строго между нами. Они и так уже скоро перейдут на полулегальное положение. Сечешь проблемку?
– Конечно, Пал Палыч.
– Скажешь, чтобы оформила тебе отпуск и выдала премиальные, скажем, три тысячи долларов. Пойдет?
– Ой, мамочка моя родная! – Женя не могла поверить своему счастью.
– Но не больше, а то загордишься. А чтоб не возникало вопросов, дай мне ручку и листочек какой-нибудь. Я ей записочку «чирикну».
Что-то написав на листе бумаги размашистым почерком, он отдал записку Жене.
– Здравствуйте, хозяин! Откуда столько благородства?
Эта фраза принадлежала Ларисе Дмитриевне, неизвестно когда появившейся на кухне.
– Пал Палыч, я пойду? – при виде жены хозяина Женя смутилась окончательно, густо покраснев.
– Пойди. Только, пожалуйста, сделай так, как я тебе сказал. И прямо сейчас.
– Здравствуйте, Лариса Дмитриевна! – еле слышно пролепетала Женя, выбегая из кухни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16