..
Хорошо твои слова баюкают:
третий месяц я от них не сплю.

Ты опять, опять со мной, бессонница!
Неподвижный лик твой узнаю.
Что, красавица, что, беззаконница,
разве плохо я тебе пою?

Окна тканью белою завешены,
полумрак струится голубой...
Или дальней вестью мы утешены?
Отчего мне так легко с тобой?
1912

























52

***

ты знаешь, я томлюсь в неволе,
о смерти господа моля.
Но все мне памятна до боли
тверская скудная земля.

Журавль у ветхого колодца,
над ним, как кипень, облака,
в полях скрипучие воротца,
и запах хлеба и тоска.

И те неяркие просторы,
где даже голос ветра слаб,
и осуждающие взоры
спокойных загорелых баб.
1913

***

углем наметил на левом боку
место, куда стрелять,
чтоб выпустить птицу-мою тоску
в пустынную ночь опять.

Милый, не дрогнет твоя рука,
и мне недолго терпеть.
Вылетит птица-моя тоска,
сядет на ветку и станет петь.

Чтоб тот, кто спокоен в своем дому,
раскрывши окно, сказал:
"голос знакомый, а слов не пойму",
- и опустил глаза.
1914














53

***

помолись о нищей, о потерянной,
о моей живой душе,
ты в своих путях всегда уверенный,
свет узревший в шалаше.

И тебе, печально-благодарная,
я за это расскажу потом,
как меня томила ночь угарная,
как дышало утро льдом.

В этой жизни я немного видела,
только пела и ждала.
Знаю: брата я не ненавидела
и сестры не предала.

Отчего же бог меня наказывал
каждый день и каждый час?
Или это ангел мне указывал
свет, невидимый для нас?
1912






















54

***

вижу выцветший флаг над таможней
и над городом желтую муть.
Вот уж сердце мое осторожней
замирает, и больно вздохнуть.

Стать бы снова приморской девчонкой,
туфли на босу ногу надеть,
и закладывать косы коронкой,
и взволнованным голосом петь.

Все глядеть бы на смуглые главы
херсонесского храма с крыльца
и не знать, что от счастья и славы
безнадежно дряхлеют сердца.
1913

***

плотно сомкнуты губы сухие.
Жарко пламя трех тысяч свечей.
Так лежала княжна евдокия
на душистой сапфирной парче.

И, согнувшись, бесслезно молилась
ей о слепеньком мальчике мать,
и кликуша без голоса билась,
воздух силясь губами поймать.

А пришедший из южного края
черноглазый, горбатый старик,
словно к двери небесного рая,
к потемневшей ступеньке приник.
1913














55

***

умирая, томлюсь о бессмертьи.
Низко облако пыльной мглы...
Пусть хоть голые красные черти,
пусть хоть чан зловонной смолы.

Приползайте ко мне, лукавьте,
угрозы из ветхих книг,
только память вы мне оставьте,
только память в последний миг.

Чтоб в томительной веренице
не чужим показался ты,
я готова платить сторицей
за улыбки и за мечты.

Смертный час, наклонясь, напоит
прозрачною сулемой.
А люди придут, зароют
мое тело и голос мой.
1912

8 ноября 1913 года

солнце комнату наполнило
пылью жаркой и сквозной.
Я проснулась и припомнила:
милый, нынче праздник твой.
Оттого и оснеженная
даль за окнами тепла,
оттого и я бессонная,
как причастница спала.
1913















56

***

ты пришел меня утешить, милый,
самый нежный, самый кроткий...
От подушки приподняться нету силы,
а на окнах частые решетки.

Мертвой, думал, ты меня застанешь,
и принес веночек неискусный.
Как улыбкой сердце больно ранишь,
ласковый, насмешливый и грустный.

Что теперь мне смертное томленье!
Если ты еще со мной побудешь!
Я у бога вымолю прощенье
и тебе и всем, кого ты любишь.
1913

























57

***

ты письмо мое, милый, не комкай.
До конца его, друг, прочти.
Надоело мне быть незнакомкой,
быть чужой на твоем пути.

Не гляди так, не хмурься гневно.
Я любимая, я твоя.
Не пастушка, не королевна
и уже не монашенка я
в этом сером будничном платье,
на стоптанных каблуках...
Но как прежде, жгуче обьятье,
тот же страх в огромных глазах.

Ты письмо мое, милый, не комкай,
не плачь о заветной лжи,
ты его в твоей бедной котомке
на самое дно положи.
1912

***

в ремешках пенал и книги были,
возвращалась я домой из школы.
Эти липы, верно, не забыли
нашу встречу, мальчик мой веселый.
Только ставши лебедем надменным,
изменился старый лебеденок.
А на жизнь мою лучом нетленным
грусть легла, и голос мой не звонок.
1912
царское село














58

***

со дня купальницы-аграфены
малиновый платок хранит.
Молчит, а ликует, как царь давид.
В морозной келье белы стены,
и с ним никто не говорит.

Приду и стану на порог,
скажу:" отдай мне мой платок!"
Осень 1913

***

я с тобой не стану пить вино,
оттого что ты мальчишка озорной.
Знаю я-у вас заведено
с кем попало целоваться под луной.

А нас-тишь да гладь,
божья благодать.

А у нас-светлых глаз
нет приказу подымать.
1913



















59

***

вечерние часы перед столом.
Непоправимо белая страница.
Мимоза пахнет ниццей и теплом.
В луче луны летит большая птица.

И, туго косы на ночь заплетя,
как будто завтра нужны будут косы,
в окно гляжу я, больше не грустя,
на море, на песчаные откосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18