Рабы чуть ли не хором заявляют, что они сами по себе никогда не пошли бы против своих Восьмилапых и белых хозяев, если бы не некий Кенгу и его сестрица, жаждавшие власти.
И вот теперь основной массе чернокожих придется отдуваться за их грехи: сами же брат с сестрой опять исчезли в подземельях, бросив остальных чернокожих на произвол белых и пауков.
«И как я мог так ошибиться в Карле?» — подумал Найл.
А ведь он ей поверил. Поверил ее рассказу о бедственном положении чернокожих людей в северных землях.
Ну, положим, в этом плане она его не обманывала: положение в самом деле было рабским, но ведь Карла с Кенгу хотели не освободить людей из-под власти пауков, к чему стремился Найл и его товарищи и за что они боролись в своем городе, а поменяться местами с белыми. Найл вспомнил, как Карла говорила, что пауки — это не самое страшное зло и что с ними можно жить, а вот белые отравляют существование черным... Кенгу с Карлой хотели поработить людей с тем цветом кожи, что имел Найл и его друзья, а потом, не исключено, вступить в соглашение с Восьмилапыми, причем, скорее всего, это соглашение отличалось бы от Договора, заключенного в тех землях, откуда пришел Найл.
И как жестоко Карла поступила с Миной...
При воспоминании о девушке-охраннице на глаза Посланника Богини снова навернулись слезы. Заметив их, Симеон по-дружески взял Найла за плечо и крепко сжал его.
— Держись,— сказал лекарь, уже знавший об утрате Посланника Богини.— Помни, что она любила тебя и хотела, чтобы ты был счастлив.
Найл кивнул, сглатывая комок.
— А теперь давай поговорим о предстоящих делах,— заявил Симеон.— Тебе надо с головой погрузиться в работу — тогда ты скорее забудешь о своем горе. И время лечит, как ты знаешь.
Найл вспомнил, как потерял отца... Тогда эта утрата казалась страшной и юноша думал, что никогда не сможет от нее отойти, сейчас боль уже притупилась, хотя, конечно, он был бы счастлив, если бы отец дожил до того дня, когда младший сын стал повелителем города и добился равных прав для его граждан-людей и пауков-смертоносцев, которые все годы жизни отца наводили ужас и на него, и на его семью.
— У тебя будут другие женщины,— мягко сказал Симеон.
— Не надо сейчас об этом,— попросил его Найл.
— Вообще-то я зашел сообщить, что тебя сегодня приглашают на ужин во дворец белого управителя главного паучьего города. Иди ополосни лицо холодной водой, а я пока поищу тебе чистую тунику в одном из этих шкафов.
И Симеон кивнул на два огромных старых шкафа, занимающих полкомнаты. Там висели не только вещи Найла, прихваченные с собой в поход (а взял он совсем немного: ведь он шел сюда воевать, а не ходить по гостям), а также и одежда какого-то мужчины, правда, судя по размеру, более крупного, чем Посланник Богини.
— Кстати, а где сейчас находится хозяин этого особняка? — спросил Найл у лекаря.
— Его убили одним из первых,— сообщил Симеон.— Труп дико изуродован: управителя пытали. Из белых его, пожалуй, ненавидели больше всех. Твоя Карла в особенности.
— Она не моя,— огрызнулся Найл.
— Прости, Посланник Богини.
Найл ничего не ответил и удалился умыть лицо и прополоскать рот, затем расчесал волосы, побрился и снова вышел в комнату, где Симеон уже разложил на кровати белую тунику. Найл оделся, осмотрел себя в большом зеркале и повернулся к Симеону.
— Пошли,— сказал Посланник Богини. Они спустились вниз и оказались на улице. У крыльца Посланника Богини уже ждала его собственная четверка гужевых. Найл оглядел мужиков, заметил синяки и ссадины на лицах и поинтересовался их самочувствием. — С нами-то, можно считать, все в порядке,— заявил старший.— Вот остальные-то... Найл кивнул с мрачным видом, затем посчитал нужным похвалить гужевых за то, как они смело раскидали восставших рабов, и сел в повозку.
Симеон сказал что останется в особняке ухаживать за ранеными. Повозка тронулась.
На этот раз на улицах второго города им почти никто не встретился по пути. Найл вспомнил, как он ездил по ним в первый вечер — в медицинский центр, чтобы проведать Мину, а потом путешествовал днем в поисках старых военных складов, которые в этом городе оказались под землей.
В те дни на улицах было много людей — как белых, так и черных, тащивших повозки с хозяевами.
Теперь же Найл не видел никого из людей: белые второй город покинули, черные в эти минуты сидели под замком. Иногда попадаюсь пауки, кланявшиеся Найлу, Посланник Богини отвечал им кивком головы. Каждый паук посылал ему ментальный сигнал, выражая благодарность за разгром гигантских муравьев.
Путь на четверке гужевых занял гораздо больше времени, чем на паучьей спине, но лишний раз обращаться к Восьмилапым с просьбой о транспортировке Найлу не хотелось. Более того, он хотел поговорить с белым управителем главного паучьего города без присутствия кого-то из Восьмилапых. Правда, Посланник Богини не мог быть уверен, что во дворце управителя не встретит пауков, но, по крайней мере, он сам с собой никого не приведет. Найл надеялся, что Восьмилапые сейчас заняты другими делами.

* * *

Перед дворцом управителя стояло два больших бурых паука-охранника, которые при виде Посланника Богини склонились в ритуальных поклонах. Найл спрыгнул с повозки и тоже поклонился.
— Управитель ждет тебя, Посланник Богини,— получил Найл ментальный импульс от одного из Восьмилапых.— Скажи своим гужевым, что их накормят на кухне. Пусть войдут в дом с черного хода.
Найл отдал соответствующий приказ мужикам и вошел во дворец.
Он оказался в просторном холле, откуда вверх шла широкая лестница, украшенная завитушками и изображениями зверей и птиц, которых Найлу никогда не доводилось видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89