Причудливость перемещений ветров вполне соответствует капризности морских течений. Нигде больше, как на Энкантадас, ветры не обладают таким непостоянством и не бывают такими неблагоприятными, ненадежными во всех отношениях и склонными к совершенно изумляющим штилям.Одно судно затратило почти месяц на переход между двумя соседними островами, хотя расстояние между ними не превышало девяноста миль. Дело в том, что из-за сильного течения шлюпкам, спущенным для буксирования, едва удается удерживать судно от стремительного навала на утесы, не говоря уж о тщетности помочь его продвижению вперед. Иногда судно, пришедшее издалека, совершенно не в состоянии зацепиться за архипелаг, если только не были приняты солидные поправки на снос сразу же при появлении островов в виду впередсмотрящего. Вместе с тем временами там действует какое-то таинственное притягательное течение, неумолимо влекущее к островам проходящий мимо корабль, хотя тот вовсе не собирался с ними встречаться.Правда, одно время, как, впрочем, и в наши дни, целые флотилии китобойных судов в поисках спермацетового кита бороздили обширный участок моря, прозванный моряками Очарованной Банкой; но она, как будет сказано в соответствующем месте, находится мористее большого острова Албемарл на свободной воде, в стороне от путаницы маленьких островов, и, вследствие этого, к ней не целиком относятся отмеченные выше достопримечательности; однако даже и там порой течение обретает необычайную силу и меняет направление, подчиняясь такому же своеобразному капризу.Действительно, в определенное время года ужасающие течения, совершенно непредсказуемые, хозяйничают на значительном расстоянии от берега вокруг всего архипелага. Они способны изменить курс корабля, идущего со скоростью четырех-пяти миль в час, в направлении, прямо противоположном борту, в сторону которого положено перо руля. Ошибки в навигационном счислении, вызванные этими причинами, совокупно с непостоянными переменчивыми ветрами долгое время питали ложное представление о существовании на одной параллели двух групп островов, отстоящих друг от друга на сотню лиг. Так думали первые посетители этих мест — пираты, и вплоть до 1750 года карты этой части Тихого океана находились в полном соответствии с бытовавшими заблуждениями. Кажущаяся неуловимость и неопределенность местоположения островов, вероятнее всего, и подсказали испанцам их название — Энкантадас, или Очарованный архипелаг.Поскольку в наши дни, по единодушному мнению, существование островов воочию установлено, современный путешественник скорее всего будет склонен предположить, что такое название возникло благодаря явно ощутимому духу немой пустоты, который царствует над ними. И действительно, едва ли что-нибудь иное сможет создать лучшее представление о некогда одушевленных вещах, по злому умыслу низведенных от цветущей свежести до состояния пепла.Содомские яблоки, обратившиеся во прах после прикосновения к ним, — вот чем кажутся эти острова. Каким бы призрачным ни представлялось их местоположение, на наблюдателя, находящегося на берегу, они производят впечатление неизменной одинаковости — они будто навечно прикованы к мертвому телу самой смерти.Нельзя сказать чтобы название «Очарованные» не было применимо к ним и в другом смысле. Тут мы касаемся одного из обитателей этих окраин, принадлежащего к классу рептилий, присутствие которого на островах дало им другое испанское название — Галапагос. Так вот, что касается живущих там че— репах, то на их счет в кругу моряков долгое время сохранялось поверье, не столь ужасающее, сколь карикатурное: матросы были серьезно убеждены, что все морские офицеры, особенно командоры и капитаны, обладавшие дурным нравом, после смерти (а иногда и до нее) превращались в черепах и становились единственными хозяевами этих раскаленных пустырей, напоминающих окрестности Мертвого моря.Вне всякого сомнения, столь печальные мысли были первоначально вызваны необычайно унылым ландшафтом, но, быть может, в еще большей степени и самими черепахами. Ибо кроме чисто физических очертаний в их внешнем облике заключается нечто до странности проникнутое самоосуждением. Ни в каком ином одушевленном теле извечная печаль и безнадежность не выражены с такой унизительной наглядностью, а сведения об их удивительном многолетии только усиливают это впечатление.Подвергая себя риску прослыть человеком, до абсурдности верящим во всякие чудеса, я не могу удержаться от признания, что иногда, даже сейчас, покинув многолюдный город, чтобы пробродяжничать июль и август в горах Адирондак подальше от городской суеты, поближе к притягательным таинствам природы, там, когда случается мне присесть на мшистое ложе какой-нибудь глубокой лесной лощины в окружении распростертых на земле стволов сосен, подточенных временем и насекомыми, я припоминаю, будто во сне, свои другие, более дальние странствия в самом сердце заколдованных островов, испепеленных солнцем; в памяти оживают призраки темных панцирей и безлистных чащоб с торчащими там и сям вялыми черепашьими шеями; и снова возникают перед глазами застывшие стекловидные камни, истертые временем и изборожденные глубокими канавами, которые проточили в них черепахи, медленно, из века в век ползающие по островам в поисках скудных лужиц воды; и тогда я начинаю понимать, что в свое время мне действительно довелось преклонять голову на земле, околдованной злыми чарами.Мало того, живость моих воспоминаний либо склонность воображения ко всему таинственному такова, что я не решаюсь утверждать, будто не являюсь случайной жертвой оптического обмана, вызванного Галапагосами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24