“Придется, наверное, все им рассказать. Прямо сейчас. А куда деваться?”
- Да, кстати, - вспомнил я, оттягивая неприятное. - У меня же есть для всех подарки…
Роман Афанасьев
ДОМ РОДНОЙ
Передо мной расстилалось огромное поле, покрытое зеленью, настоящее море, что колыхалось от ласковых прикосновений ветра.
Хотелось войти в его живые воды, почувствовать прикосновение стеблей, ощутить их жизненную силу, что пряталась в сочной листве.
Воздух стал горячим от солнечных лучей и сладким от запаха трав. Летнее солнце, присевшее над горизонтом, щедро дарило тепло зеленому морю, а оно тянуло к свету тоненькие ростки.
Раскинув руки, я загребал ладонями стебли травы, что доставали мне до плеч. Колючие и не очень, гладкие и шершавые, с цветами и без цветов - все они рядом. Я не помнил их названий: это просто трава, которую называют сорной. Но сейчас для меня она стала самой большой драгоценностью, она говорила мне о том, что я дома.
Я шел, вдыхая сладость воздуха. Плывя по зеленой равнине, я чувствовал: осталось совсем немного - шаг, другой, - и я буду дома.
Мой дом. Как давно я не был в нем. Нет, не в том любимом деревянном коттедже, что стоит на самом краю соснового бора. Дом - это не здание. Дом - это то, что ты любишь больше всего на свете, это то, что ты считаешь своим, и то, что считает своим тебя. Друзья и знакомые, любимые места, темы для разговоров, запахи и звуки. Скамейка под каштаном, соседская собака, лениво растянувшаяся в пыли, разговоры о погоде. Толстая ветка дерева, где ты сидел еще ребенком, прижимаясь к нагретой летом коре. Последний луч заходящего солнца, стрелой пробивший листву клена…
Все это дом. И море травы под жарким солнцем - тоже дом.
Я касался ладонями метелок спелых трав, и они в ответ приятно щекотали кожу. Вдыхал горячий воздух, а он обжигал мне горло. Нужно было сделать еще один шаг, только один. Но я не мог двигаться. Что-то отталкивало меня от дома, стремилось вернуть назад. Куда? Туда, где страшно. И больно.
Меня позвали. Голос пришел из-за спины, с края зеленой глади. Я обернулся, мир закрутился вокруг меня цветным водоворотом, и все вокруг подернулось багровым туманом.
- Сережа!
Тяжелая рука лежала у меня на плече. Пальцы впивались в мою кожу, словно когти зверя. Больно. Я с трудом разлепил веки и невольно застонал, когда тусклый свет ударил по глазам, привыкшим к темноте.
“Неужели это мой голос? Хриплый, надсадный, как у старика”.
Я приподнял голову, и все вокруг поплыло, пошло разноцветными пятнами.
- Сергей!
Чужая рука помогла. Подтолкнула, и я сел, опираясь о рубчатый пол. Над головой была лишь одинокая лампа аварийного освещения, и ее едва хватало, чтобы разглядеть рубку, узкую, как стенной шкаф. Железный пол, железные стены, экран. Вот и все. Посадочный блок рассчитан только на то, чтобы слетать на поверхность и подняться обратно. Его ведет один пилот, которому не нужен полноценный жилой модуль.
- Ты как?
“Нужно повернуть голову. Больно и неприятно. Но нужно. Кажется, мне знаком этот голос”. - Я обернулся. И все вспомнил.
Кирилл, Александрович Осипов, палубный офицер в звании капитан-лейтенанта, вот кто находился рядом со мной. Его круглое лицо с широкими азиатскими скулами покрыто капельками пота. Воротник черной формы космофлота расстегнут, кадык жадно ходит вверх-вниз. Волосы на висках, тронутые серебром, грязные и сальные. Он старше лет на двадцать, я для него всего лишь мальчишка, которого надо утешать. И лгать тоже нужно, ибо ложь во спасение - не ложь.
- Нормально, - отозвался я, чувствуя, как пульс отдается в висках барабанной дробью.
Он нашарил мою ладонь и пожал ее, словно здороваясь.
- Выберемся, мы обязательно выберемся, - сказал он. - Я ввел программу посадки, рассчитанную на самые слабые перегрузки. Так перевозят драгоценные и хрупкие приборы. Еще пару витков - и мы начнем снижаться.
- Хрупкие приборы, - повторил я. - Человек - это самый хрупкий прибор.
- Все будет хорошо, Сереж. Мы сядем на эту планету чисто и легко, как на параде.
Он замолчал, и я не стал отвечать ему. Он прав: модуль может сесть и даже сохранить в целости груз, что находится в нем. Но вот беда, грузам не нужен кислород. В модуле нет запаса воздуха, а тот, что есть в рубке, - скоро кончится. Никто и не подумал заправить баллоны, ведь высаживаться на планету мы не планировали.
Осипов рассчитал программу снижения так, чтобы нам хватило кислорода на время посадки и при этом модуль не падал подобно камню. Этот баланс - еще не самое страшное, как ни удивительно подобное звучит. Дело в том, что мы собирались опуститься на планету, о которой ничего не знали.
Я спокойно сидел у себя в каюте за рабочим столом и сортировал в компьютере снимки обнаруженной планеты. Как младший лаборант я обязан сделать коллаж, поместить рядом комментарии нашего штатного планетолога, потом сформировать отчет, сведя воедино доклады атмосферников, и отнести все это заведующему лабораторией.
Очередной снимок заставил меня задуматься. За всю жизнь я видел только две планеты, кроме Земли, и обе они оказались непригодны для жизни. А тут… Насколько я понимал, шанс был. Конечно, я не планетолог, но, в конце концов, после окончания Академии кое-что еще осталось в памяти.
Поверхность была странного красноватого оттенка. Но совершенно точно есть атмосфера и вода. Это хорошо видно - завихрения облаков и темные пятна, очень напоминающие земные озера и моря. А странный оттенок - наверное, красная почва или, быть может, даже растительность.
Я сдвинул снимок левее, освобождая место для комментария. Как жаль, что мы должны пройти мимо. Корабль возвращался домой, все ресурсы подошли к концу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135