Ккогда они добрались до квартиры, Маркус решил, что первым делом задаст Вильяму вопрос именно об этом.
— Что ты на себя напялил, — спросил Маркус, как только за ними закрылась дверь, — это что, минбарская одежда?
— Да, в каком–то роде, — ответил Вильям, — Это форма организации, к которой я принадлежу.
— Форма? О боже, Вилли, во что ты на сей раз ввязался?!
Впервые Вильям ненадолго утратил свое добродушие. Он ненавидел, когда его называли Вилли, и это было хорошо известно Маркусу.
— В кое–что очень важное, старший братец, — серьезно сказал он. — Вот почему я прибыл сюда.
Он сел на помятую кушетку и замялся. Маркус присел рядом на подлокотник.
— Ладно, — сказал Маркус, — итак, почему ты здесь? И какого черта ты делаешь на Минбаре? Или, быть может, я должен спросить, что они с тобой сделали?
Вильям снова улыбнулся.
— Неужели ты нисколечко не рад видеть меня?
— Я был бы гораздо счастливее, если бы ты прибыл сюда с какой–нибудь полезной целью, например, наконец, взялся бы за свою часть бремени, помог бы мне в нашем семейном деле.
— Бремя, — повторил Вильям, — интересный выбор слова.
— Ох, я забыл, — огрызнулся Маркус, — Ведь жизнь — это просто круговорот бесконечного веселья. Ведь такова твоя философия. Если можно так называть твою безответственность?
— Ответственность — вот почему я прибыл сюда.
— Да ну? Ответственность за свою семью. Неужели ты наконец–то дожил до этого? С твоей стороны было очень мило присутствовать на похоронах. И на этом твоя ответственность закончилась?
Вильям явно был ошеломлен горячностью Маркуса и, казалось, впервые потерял уверенный вид и не мог найтись с ответом. Он помрачнел, а потом произнес тихим напряженным голосом:
— Я любил маму и отца так же сильно, как и ты.
— Ты выбрал странный способ выразить свои чувства.
— Нет, ты не прав! — Вильям сердито вскочил на ноги. — Они хотели, чтобы мы жили так, как хотим. Ты хотел заниматься семейным бизнесом — прекрасно. Я знаю, что отец был счастлив этим. Но я хотел чего–то большего, и он тоже радовался этому. Как и мама. К тому же она хотела, чтобы отец хоть немного щадил себя, а не загонял себя работой до…
— До смерти? — сказал Маркус, глядя в глаза брату.
— Да, то же, что и ты сейчас делаешь безо всякой причины. Мама не смогла заставить отца работать меньше и не смогла переубедить тебя, хотя, знаю, что пыталась это сделать. Она не хотела, чтобы ты занимался этой работой, раз это делает тебя несчастным. Она не хотела этого даже ради себя. Она пыталась сказать тебе, что нет ничего плохого в том, что ты оставишь это дело после смерти отца. И, я знаю, что отец не хотел, чтобы ты чувствовал себя несчастным из–за этого.
— Можно подумать, что ты знаешь обо всем! — гневно сказал Маркус. — У меня есть дело. Это наследие, наше общее наследие.
— Бог свидетель, что я больше не знаю тебя, — спокойно ответил Вильям, — наследие наших родителей в том, какими они нас вырастили. Думать за себя и быть собой. Ты всегда ненавидел жизнь на добывающей колонии. Ты же хотел путешествовать, может быть, стать пилотом. Я помню, как ты говорил мне про все авантюры, в которые ты бы ввязался, когда вырастешь.
— Ну, я вырос и открыл, что жизнь вовсе не юношеская фантазия, — ответил Маркус, — которая приводит нас к той одежде, что ты носишь.
— Именно об этом я и хотел с тобой поговорить, — сказал Вильям, неожиданно рассмеявшись. — Но кое–что никогда не меняется. „Привет, братец”, говорил я, уже зная, что вслед за этим мы начнем орать друг на друга.
Маркус не улыбнулся. Но он больше не чувствовал злости, только усталость.
— Так зачем ты пришел сюда?
— Чтобы сделать тебе предложение, — твердо сказал Вильям, — и дать возможность.
Он снова сел, и, спустя секунду, то же самое сделал Маркус.
— Я слушаю тебя, — сказал Маркус.
Брат начал плести какую–то дикую басню о пробуждении древней расы, называемой Тени, которая угрожала всему живому в Освоенной Галактике, и о том, как легендарная военная минбарская организация, называемая („Надо же,” — подумал Маркус.) Рейнджерами, снова возродилась под руководством какого–то Джеффри Синклера для того, чтобы противостоять этой угрозе. И как теперь людям и минбарцам в равной мере позволялось вступить в эту уважаемую и достойную организацию.
— Только я прибыл на Минбар, ибо всегда был в восторге от минбарской культуры, — говорил Вильям, — как в первый же день встретился с послом Синклером. Я был уверен, что вел себя как идиот во время этой встречи, так я был ею ошеломлен. Но, спустя несколько недель он вызвал меня в свой офис и предложил вступить в ряды рейнджеров. Он сказал, что сразу увидел во мне что–то, и ему бы хотелось, чтобы я вошел в состав самой первой группы. Я с трудом в это поверил.
— Да, это нас объединяет, — сказал Маркус. Его брат, что, окончательно рехнулся? — Ты не сказал ничего сколько–нибудь осмысленного. Минбарское мумбо–юмбо и таинственные инопланетяне, которые как–то вырвались и сеют всюду разрушение, и лишь горстка народу знает о них. В какие игры ты ввязался?
— Это вовсе не игра, — сказал Вильям, — Тени — это реальная угроза. Наверняка ты слышал истории о том, что корабли в гиперпространстве и около Предела сталкивались с кораблями неизвестной расы, которые были черны, как межзвездная тьма. И едва спасались.
— Да, люди с такой же серьезностью до сих пор болтают об отвратительном снежном человеке, о Лохнесском чудовище, о кораблях–призраках и о Бермудском треугольнике. Все это сказки, Вилли, как и твои Тени. Это все нелепо. Теперь ты говоришь, что у тебя есть предложение и возможность для меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93