— В данном случае евнухи просто выполняли полученный приказ. Пункты обвинения сформулировал куропалат, и они в том пергаменте, который принес с собой мой писарь. Я знаю лишь общее обвинение, но должен допросить вас, чтобы подтвердить или опровергнуть пункты обвинения, которые, как я думал, были вам уже сообщены, чтобы вы могли более аргументировано защищаться.— Вы обвинили меня в том, что я хотел похитить формулу изготовления греческого огня. Но это же клевета, клевета от начала и до конца. Уже не говоря обо всем остальном, надо лишиться разума, чтобы пойти на такой риск. Я прекрасно знаю, что император с большей ревностью следит за сохранением тайны греческого огня, чем за своей Августейшей супругой Феофано.Писарь с трудом сдержал ухмылку, а эпарх с изумлением посмотрел на заключенного, осмелившегося шутить на тему, запретную даже с точки зрения простого здравого смысла, Что это — наивность, простодушие или дерзость и высокомерие? А может быть, узник говорит так от отчаяния, не надеясь выйти отсюда живым?— Уже одни эти слова могли бы стоить вам языка, если бы я приказал своему писарю их записать.— Поскольку, предъявив мне это обвинение, вы уже решили отрубить мне голову, разумеется, вместе с языком, то теперь я могу позволить себе злословить насчет императора и его Августейшей супруги, ничем больше не рискуя.— Значит, вы чувствуете свою вину?— Нет, это означает всего лишь то, что я знаю, что меня считают виновным. И знаю также, что чужая вина, истинная или мнимая, может пойти на пользу кому-то, кто хочет выслужиться перед императором или получить повышение по службе.Эпарх посмотрел на него с укором.— Я уже достиг высшего судейского чина, если вы намекаете на меня.— Для честолюбцев высших чинов не существует, всегда найдется более высокий чин, о котором можно мечтать.Эпарх взглянул на него с подозрением. Это были слова искушенного царедворца, а не просто военного, занятого усмирением собственных солдат из дворцовой гвардии. Но это была истинная правда.— При дворе вас знают как сурового и закаленного воина, но я вижу, что вы проявляете недюжинные познания в области придворной жизни и интриг. Понять, что для честолюбия придворного не существует пределов, может только очень опытный царедворец. Просто удивительно слышать подобные слова из уст военного.— Я никогда не преуменьшал значения честолюбия и понял одну очень важную вещь: когда человек попадает в Большой Дворец, какую бы должность он ни занимал, какими бы ни были его происхождение, интеллект, культура, наружность, он желает только одного — стать императором. И не улыбайтесь, пожалуйста. Тщеславие — это болезнь не менее заразная, чем чума, доказательство чему мы находим в истории. Императорами становились стратиги и простые солдаты, потомки благородных династий и нищие бездельники, на трон восходил и неграмотный пастух, который мог написать свое имя, лишь водя пером по трафарету, вырезанному на металлической пластинке, и даже человек, у которого был отрезан нос. Все придворные втайне мечтают взойти на трон. Всякий вновь прибывший ко двору рано или поздно заражается этой болезнью и готов идти на любой риск, на любую подлость и предательство.— На любое предательство, это вы правильно сказали, вроде того, чтобы пытаться завладеть формулой греческого огня.— Или приговорить к смертной казни невиновного.— Вы тоже достигли высших чинов, имели деньги и почести. Лишь безумие или крайняя степень тщеславия могли толкнуть вас на то, чтобы поставить на карту должность этериарха и пойти на смертельный риск. Вы показали себя ловким и честолюбивым придворным, но плохим лазутчиком.— Вы все продолжаете шутить. Или хотите представить меня на процессе как заговорщика, чтобы меня все-таки приговорили к смертной казни, если не удастся доказать, что я изменник?— Вы сказали, что правда не всегда правдоподобна, а теперь я хочу напомнить вам это мудрое изречение. Но вынужден констатировать, что вы слишком мелко копаете, чтобы понять смысл моего присутствия здесь. Если вы думаете, что я желаю вам смерти, то сильно ошибаетесь. Я здесь для того, чтобы установить истину, а вовсе не для того, чтобы обвинить вас во что бы то ни стало. Хотя сам я, как это ни прискорбно, думаю, что вы все-таки изменник.— Вы неправильно употребляете слово изменник, оно имеет другое значение. Изменник — это человек, который действует в чьих-то интересах, в данном случае в интересах врага.— Тогда скажем, что этериарх мог действовать как изменник в интересах сирийца Нимия Никета, готового предать Византию ради своей далекой родины. Разумеется, это всего лишь предположение, но нельзя исключить и другую возможность, что изменник и Нимий Никет — это два разных человека, живущие под одной оболочкой. Но поскольку нельзя отрубить голову одному из них, не отрубив одновременно и другому, то в случае смертного приговора Нимию Никету придется понести наказание за обоих.— Все говорит за то, что вы уже решили отрубить мне голову. Тогда зачем вы тратите время на пустые разговоры?— Я здесь для того, чтобы установить — истинная или фальшивая формула была найдена в вашем кабинете на листке пергамента.В глазах заключенного промелькнул ужас.— Это давно известный прием — подбрасывать компрометирующие документы туда, где их хотят найти в момент обыска. Подлый прием, который бесчестит того, кто к нему прибегает, и судья не должен рассматривать подобную находку как улику.— Действительно, это распространенный прием. Но судья не может подозревать стражников, присланных самим куропалатом.— Итак, вы готовы осудить на смерть невиновного этериарха и боитесь пальцем тронуть двух стражников, совершивших явный подлог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64