И
опять ничего не произошло, ничего не случилось. Я отдавал себе отчет в том,
что "ничего" тоже может быть лихорадочно-напряженным, и, пожалуй, это самое
худшее "ничего" из всех.
Дождь пошел сразу после обеда, часа в три. Его первые заряды ударили в
витрину, словно горсти камешков. Вода грохотала в трубах, переливалась через
карнизы домов и церквей, клокотала в уличных канавах, унося бумажки и
листья. Когда так льет, намокают и птицы, и самолеты. При первой возможности
и те и другие прячутся. Люди тоже. И действительно, было видно, как они
припустили бегом, за несколько минут улица опустела. Из-под чугунных крышек
канализационных колодцев доносился рев, вода текла по городским клоакам и,
все взбаламутив, спешила к Тибру. Рим впитывает воду, как губка, он уже
давно к этому привык и промокает насквозь: вода всюду - в подвалах, в домах,
в магазинах, в канализации.
Слышался вой сирен пожарных машин, яростные вопли клаксонов. Мальчишкой
я прислушивался к цоканью копыт тяжеловозов по брусчатке и щелканью кнутов в
руках возниц. Тяжелые, груженные углем телеги начинали двигаться быстрее, а
лошадиные копыта высекали из булыжника искры. Теперь лошади, которых я видел
в детстве, подохли. Да и многие возницы уже, наверное, поумирали. А телеги?
Куда подевались все те телеги, которые я видел на улицах своего детства? У
них были большие колеса на крепких осях, настил из выдержанного вяза,
тяжелый железный каркас. Колеса даже под огромными тяжестями не проседали ни
на миллиметр. Казалось, их, эти телеги, создавали на века, чтобы потом
обнаружить при археологических раскопках, как помпейские, а они уже все
исчезли, рассыпались в прах, сгорели в печках или сгнили на задворках, хотя,
казалось, им жить и жить и дожидаться археологов. Да, все они уже исчезли и
превратились в прах, сгорели в печках или сгнили на задворках.
Я стоял и смотрел на дождь как зачарованный. Интересно, если бы я не
стоял и не смотрел, дождь все равно бы шел? спрашивал я себя. Но сразу же
спохватился: что-то ты слишком много о себе воображаешь. В общем, я стоял и
смотрел на дождь, пока он не перестал. Воздух стал чистым, промытым, небо
прояснилось. Потом поднялся теплый ветер, и над городом - над улицами,
домами, церквами заструился пар Но теплый ветер был сырым. Есть одна вещь, к
которой люди, не родившиеся в этом городе, никогда не привыкнут, - я говорю
о теплом ветре, именуемом сирокко. Сирокко зарождается в воздушных течениях
над знаменитой пустыней Сахара. Благоприятствующая сирокко ситуация
образуется в атмосфере в результате возникновения зоны низкого давления над
Средиземным морем и высокого давления - над Сахарой. Так написано в одной
энциклопедии, но меня лично это мало трогает.
Из-за сырости стены магазина, пол, старые деревянные шкафы, бумаги и
разобранные на кучки марки стали источать запах плесени и гнилых яблок. На
улице вновь началась толкотня: хаос звуков, движения, света, тени, но ничего
особенного не происходило, текли часы - и ничего. Какая-то девушка - худая и
высокая - дважды прошла мимо витрины, но трудно влюбиться в спешащую
девушку, даже если она проходит мимо тебя дважды за один день. Может,
говорил я себе, это иностранка, англичанка например, дочь какого-нибудь
богатого англичанина, из тех, что по два раза на дню звонят в Лондон,
журналиста какого-нибудь, а вполне возможно, что и сотрудника посольства или
обыкновенного коммерсанта, обыкновенного, но крупного коммерсанта, раз уж он
не просто приехал в Рим, а еще и дочку с собой привез. Английские девушки с
трудом сходятся с кем бы то ни было, но уж если сходятся... Конец света. По
крайней мере, так говорят. Да, мне бы хотелось поговорить с этой девушкой,
знала бы она итальянский, я-то по-английски не говорю. Но что я ей скажу?
спрашивал я себя. Я же не из тех, кто легко может вступить в разговор с
девушкой, пусть и англичанкой, которая дважды за один день прошла мимо твоей
витрины. А вдруг она даже и не англичанка, встречаются ведь и итальянские
девушки, больше похожие на англичанок, чем сами англичанки. Они тоже
высокие, худые, белокурые, носят одинаковые - что твоя футбольная команда -
английские макинтоши, и, когда такая идет по улице, всегда найдется
прохожий, который скажет: это англичанка. Девушка между тем исчезла из виду,
и я не знаю, пройдет она мимо моей витрины третий раз или нет. Признаться, я
даже не уверен, что она прошла дважды.
Как я мог подумать, что девушка, прошедшая мимо моей витрины, может
занять место Мириам? Видите, я опять назвал ее имя. Вероятно, это даже и не
девушка была, а замужняя женщина, еще и мужа с собой притащившая в Рим на
каникулы. Даже думать об этом нечего, говорил я себе. И все-таки думал.
Ужасно, когда ничего не случается за целый день, и на следующий день
тоже, и накануне. Ничего. Девушка не прошла больше мимо. Я сидел, часами
смотрел, как идет дождь, и думал, что все-таки мог бы влюбиться в девушку,
дважды прошедшую мимо витрины. Дважды в один и тот же день. Но что с того?
Я вышел на улицу, стал прохаживаться. Почему бы тебе не найти другую
девушку? спрашивал я себя. Мог бы наставить рога Мириам, она того
заслуживает. Но где ее найдешь, эту девушку? В баре? В кино? Где? На улице,
может быть? Так не бывает, чтобы человек сказал: сейчас я найду себе
девушку, и действительно нашел ее. Тут нужна удача. Я несколько лет ездил в
Остию, но никакой девушки там не нашел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55