Все на море! - писали газеты. Я ездил к морю, скучал, не понимал, что
скучаю, и продолжал ездить. Это называется развлекаться. Каждое воскресенье
я вставал около восьми утра, бросал в машину халат, плавки, флакон крема от
загара и пускался в путь, пока дороги еще не забиты, но они все равно уже
оказывались забитыми от вокзала Трастевере, куда стекаются машины с трех
направлений: от Порта Портезе, от бульвара Трастевере и от окружной дороги
Джаниколезе. Только на то, чтобы проехать под железнодорожным мостом,
приходилось убивать полчаса. Я поднимал стекла, чтобы не дышать выхлопными
газами других машин, и тут же начинал погибать от жары, опускал стекла и -
дышал выхлопными газами. В этом районе воздух и так уже отравлен ядовитыми
выбросами завода "Пурфина". У людей в соседних машинах вид был довольный, а
я люблю находиться среди довольных людей: раз они довольны, значит, не
сердятся на меня. Все на море! - писали газеты.
При выезде на автостраду у Сан-Паоло приходилось терять еще десять
минут, а потом уже можно было беспрепятственно катить до самого пляжа. Все
машины там движутся в .одном направлении - одни быстрее, другие медленнее.
Тут только смотри, не зевай, следи то за разделительными полосами (простыми,
двойными, пунктирными), то за машинами впереди, не сворачивают ли они и
можно ли идти на обгон, поглядывай в зеркало заднего обзора и не упускай из
виду посты дорожной полиции, прячущиеся за опорами туннелей, за поворотами
или даже за пышными кустами олеандров. Идет бешеная гонка, все хотят прибыть
к месту первыми - настоящий спорт, коррида. Бывает, кто-нибудь оказывается
под колесами.
Я тоже мчался в Остию на своем "Фиате-600", с халатом, плавками и
флаконом крема от загара. Осторожно, не задави какого-нибудь пешехода,
говорил я себе, подъезжая к Остии. Они норовят выскочить отовсюду - голые,
как черви, босые, загорелые, волосатые. Если задавишь пешехода - прощай
удовольствие. Тебе кажется, что ты задавил просто голого человека, а
оказывается, ты стал убийцей отца шестерых детей, промышленника, финансиста,
начальника отдела, какой-нибудь персоны, которая "стоит" много миллионов
лир. Так, например, один задавил инженера, но поди знай, что он инженер, он
же голый! Это случилось на самом взморье восемь лет тому назад, а человек до
сих пор выплачивает деньги, и неизвестно, сколько лет еще будет выплачивать.
Жара на пляже всегда была невероятная. Солнце жгло сверху, а
раскаленный песок - снизу. Я укладывался загорать, время от времени
натирался кремом от ожогов, притворялся спящим, но на самом деле все видел
сквозь свои темные очки. Сколько девушек! С ума сойти, настоящий
супермаркет. Сплошные ноги, руки, пятки, головы и так далее и тому подобное.
Мужчины выходили из воды и, мокрые, барахтались в песке, как свиньи, песок
приставал к телу, и они бежали под душ ополаскиваться. Потом снова бросались
на песок. Ну свиньи и свиньи. Сплошное мельтешение, сплошное безумие. Пот
заливал мне глаза под стеклами очков, и я уже ничего не видел.
Лежать неподвижно под палящим солнцем, когда оно обжигает, а песок еще
отражает этот жар, - штука опасная, кажется, так и взорвешься сейчас, точно
бомба. Не выдержав, я поднимался и бежал к воде. Плавать я не умею - меня
сразу тянет ко дну. Когда входишь в воду, она кажется ледяной, но ты
погружаешься до колен, а потом до живота - ужас какой-то! Сотни людей
глазеют на тебя, словно из партера театра. Они смеются, даже если их лица
кажутся серьезными, смеются внутренне, я же это прекрасно понимаю. И я,
сделав рукой такой жест, будто забыл что-то на берегу, возвращался на песок,
обжигающий голые ступни.
Добравшись прыжками до своей кабинки, я запирался в ней, чуть не плача,
и разглядывал свои ступни: они был черными от смолы и нефти, из-за
приставших к коже липких бляшек нельзя было даже носки надеть, а если я их и
надевал, то потом приходилось выбрасывать. У нас нефтеналивные танкеры
промывают танки в открытом море. В Тирренском море, где много торговых
портов, это обычное явление.
Я смотрелся в зеркальце, вделанное в стенку кабины, и видел свое
безволосое, словно ошпаренное тело. Нормальный загар ко мне не пристает,
кожа у меня только краснеет. Думаете, мне удалось там хоть приятелями
обзавестить? Нет. Часто я брал два шезлонга, будто пришел на пляж не один, в
надежде, что какая-нибудь девушка по ошибке сядет рядом, но ни разу такого
не случилось. Иногда, правда, подходил кто-нибудь из мужчин и пытался унести
мой второй шезлонг. Занято, говорил я. И в ресторане то же самое. Я просил
принести два прибора, говорил, что нас двое, что должна подойти
приятельница. Приятельница не приходила, да и откуда ей было взяться?
Знакомых же у меня не было. Потребовалось время, потребовалось записаться в
хор Фурио Стеллы, чтобы встретить ее. Вот теперь, когда мы встретились, я
могу ждать ее у стойки.
В гуще обнаженных тел все были более или менее одинаковыми, торговец
марками переставал быть именно торговцем марками, его можно было принять за
учителя, инженера, крупного чиновника, депутата парламента, судью. Я же
чувствовал себя червем. Сутолока Курзала, тела, кишащие на песке, теснота,
сплошные головы и ноги. Я закрывал глаза и в полудреме начинал разговаривать
с разными животными, как в сказке. Но в сказках разговаривают животные, а
здесь говорил я, животные молчали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55