– У нас нет времени заворачивать и делать долгую стоянку, – солгала она. – Меня и так давно не видели дома…
Отчасти это было правдой. Но Речел не сказала мужу, что ее считали отнюдь не самым желанным гостем в большинстве домов Вайоминга и, возможно, Колорадо. Она не могла рассказать Генри, что заведение ее матери обслуживало мужчин из низших и высших слоев общества от Денвера до Монтаны.
Пока что Генри лишь неприязненно отзывался о некоторых ее поступках или о том, как она одевается. Но он по-прежнему обращался с женой, как с леди: не позволял поднимать ничего тяжелого, помогал сходить с подножки фургона на землю, как будто это был роскошный экипаж, а Речел – дама, наряженная в атлас и шелк. Она понимала, что это мелочи, но дорожила ими. Если Генри ухаживал за ней, в какой бы форме это ни выражалось, значит, он уважал свою жену.
– «Дом» – это значит деревянная постройка, заброшенная посреди такой же прерии? – с интересом спросил Генри.
Речел подняла голову и посмотрела в сторону гор, едва различимых вдалеке.
– Нет, мой дом среди высоких гор, окружающих долину, где есть зеленые луга, яркие цветы, деревья. Еще у нас растут осины, которые к осени становятся золотыми, красными и оранжевыми. – Речел улыбнулась вспомнив, что ее ожидает не только встреча с прекрасным, но и жизнь в изоляции от общества, которое считает ее отвратительной. – Наш маленький мир отделен от остального…
– Там есть с кем общаться? Или я буду вынужден жить пять лет, как пещерный человек?
Речел переглянулась с Генри, удивляясь, почему он спрашивает об этом именно сейчас, а раньше не проявлял к своему будущему никакого интереса. Любопытство мужа было приятно. Она даже почувствовала легкое волнение оттого, что могла поделиться своими мечтами:
– Там есть дома. И мы еще построим…
– Мы? Вы хотите сказать, что кроме нас двоих, там никого не будет? Что мы будем Адамом и Евой в райском саду?
Его ирония не испортила радостного настроения Речел, когда она рассказывала о доме. Чем больше она говорила о Биг-Хорн Бэйсин и своем маленьком уголке, тем ближе и реальнее казались ей родные места.
– Кроме мужчин, работающих на меня, и их жен, вы там почти никого не встретите. По соседству, правда, есть несколько ранчо…
Речел надела кусок мяса на железный вертел и начала жарить его над костром.
– Значит, дома, наемные работники? Смею надеяться, что там есть город?
– Еще нет… – она открыла банку с бобами. – Но мы уже начали его строить. У меня есть лавка, банк и салун, который можно назвать и гостиницей.
«Мы?». «У меня?». Эти слова Генри не понравились.
– Как вы собираетесь строить город? Полагаясь на собственные силы?
Речел пожала плечами и положила бобы в две миски.
– Конечно. Это моя земля, мои деньги. Кто еще будет этим заниматься?
– Действительно, кроме вас – некому. Еще скажите, что станете мэром или шерифом этого города…
– Почему бы и нет? В Вайоминге женщины имеют избирательные права. Мы можем владеть собственностью, входить в состав суда присяжных, а две женщины у нас стали судьями.
– Боже милостивый! Не удивительно, что здесь все мужчины носят оружие… – пробубнил Генри, пережевывая бобы.
Слова жены не укладывались в его голове. Город! Речел строит город! Самое большое, на что способна женщина, – это составить список поклонников на танцевальной карточке и разобраться в своем гардеробе.
Но разве Речел похожа на других? Уж лучше бы она была такой, как все. Город, черт побери!..
– Конечно, – передразнил он Речел, – моя жена владеет землей и занимается торговлей. Теперь понятно, почему вы так понравились Люсьену…
– Здесь все занимаются торговлей. Мы продаем, покупаем, меняем, – даже те, кто богат.
– А вы богаты, насколько я понимаю?
– Думаю, что да… Но это именно благодаря тому, что я покупаю, продаю и меняю. Когда я вступила во владение землей моего дедушки, там ничего не росло, кроме сорняков.
– Скажите, я единственный мужчина, которого вы выторговали?
Речел глубоко вздохнула, но не показала виду, что этот вопрос оскорбляет ее. За две недели она слышала от мужа много язвительных замечаний, хотя упорно не хотела признавать, что то, о чем она грезит, Генри видит в кошмарных снах. Что она сама тоже стала его кошмаром.
С тех пор, как бушевала буря и они прятались в расщелине, Генри ни разу не обнимал Речел. Она уже начала думать, что он больше никогда до нее не дотронется. Единственным, к чему муж еще проявлял интерес, были его рисунки. Но они принадлежали только ему одному.
Речел холодно посмотрела на Генри:
– Вы же знаете, что у меня не было других мужчин.
– Еще бы! Вы ставите такие условия… Ваши дикие планы напугают любого мужчину.
– Но вы же не испугались!
– Мне, мэм, нечего терять. Мое имя, мое состояние и мое будущее принадлежат вам, но не мне, все это в ваших руках.
Речел посмотрела на свои руки, словно понятия, о которых говорил муж, были осязаемыми, их можно было увидеть, попробовать, взвесить на ладонях. Она снова взглянула на Генри:
– Кроме вашего имени и ребенка, мне от вас ничего не нужно, мистер Эшфорд.
– Ничего? – Генри подошел к Речел. – Вы в этом уверены?
Он осторожно обнял жену, но его объятия оказались крепкими, и Речел не смогла бы вырваться. Но она и не собиралась вырываться. Генри приподнял пальцем ее подбородок, заставив Речел взглянуть ему в глаза.
– Вы хотите только ребенка или чего-то большего? – он провел по ее шее указательным пальцем. – Скажите мне, Речел…
– Я хочу большего, – прошептала она, не в силах обманывать мужа. Им обоим и так слишком много лгали.
Генри нагнулся к Речел, коснулся губами ее губ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87