Например, отсутствие помещений. Все прочие доводы Шкиляевой Каравайский вдребезги разбивал кубками, которые его воспитанники привозили с разных концов мира от Сыктывкара до Мадагаскара.
– Я знаю, для чего всё это! - Каравайский нервно забарабанил пальцами по подоконнику. - Они нас выжить хотят! Закрыть! Повод ищут! Внедрят сертификаты - и будет видно, что в кружки приходят только по пять-десять человек вместо двадцати-тридцати по спискам!
Костёрыч согласно кивнул. У него-то как раз и занималось но пять-десять человек. Кому нужно краеведение?
В Ковязине были востребованы только бокс, футбол и айкидо.
– Может, это и правильно? - задумчиво спросил Костёрыч. - Ведь действительно, наше дополнительное образование - это способ заработка на хобби… И люди здесь не от педагогики…
– А от чего ещё? - вскинулся Каравайский.
– От токарного станка, - лукаво напомнил Моржов слова Манжетова.
Каравайский закипел. Среди педагогов МУДО он был, пожалуй, единственным, кто пришёл сюда именно от станка. Причём, кажется, как раз от токарного.
Жизненный путь Каравайского был чуть сложнее, чем у Костёрыча: школа, ПТУ, армия, завод, завод, завод… Но в обеденные перерывы - пинг-понг. Сначала Каравайский победил свою бригаду, потом - цех, потом - вообще всех, кто нашёлся. Потом в заводском Доме культуры ему предложили вести секцию настольного тенниса. Каравайский согласился - ему нужны были шабашки, чтобы кормить своё семейство. Потом шабашки стали приносить больший доход, чем работа, и Каравайский уволился с завода. А потом началась новая эпоха, и тонущий завод сбросил балласт социалки - то есть Дом культуры. В Дом культуры въехал автосалон. Каравайский катапультировался в МУДО и переключился на детей.
– А какая педагогика тебе нужна? - Каравайский развернулся на Моржова. Костёрыч закрыл глаза, и Каравайский углом рта выдул ему в лицо сигаретный дым. - Мало ли кто откуда происходит! Да хоть с Марса! Главное - результат! Моя Наташка Ландышева - бронзовый призёр России. Это плохая педагогика, да? Тот хмырь из департамента сам же говорил, что у нас больше всего педагогов высшей категории!
– И кто эти педагоги? - спросил Костёрыч. - Директор, завучи, половина методистов… Из тех, кто реально работает с детьми, а не с бумажками, только вы да я.
– Но по ведомости они есть? Есть! - сказал Моржов. - Значит, всё нормально.
– Правильно, Борька! - согласился Каравайский.
– А это уже обман и фикция, - печально ответил Костёрыч.
Каравайский вдруг вскочил и нырнул в окно, словно от стыда решил выброситься. Его поджарый, энергичный зад агрессивно дёрнулся, и с улицы донёсся крик:
– Вы чего там делаете? Днище прорвало, да? Ну-ка вали отсюда! Живо, я сказал!…
Каравайский приземлился обратно на стул.
– Пива надуются - и в наши кусты!… - пробурчал он. - Алкаши!
– Действительно, наверное, мы социально не нужны, - задумчиво признал Костёрыч. - Не востребованы обществом. Александр Львович правильно говорил.
– Такое уже было в отечественной литературе, - возразил Моржов. - Гнилая интеллигентская рефлексия о сермяжной правде жизни. Ну, не нужны, и что из того? Щёкин, к примеру, желает никогда нигде не работать и за это получать очень много денег. Он желает жить на Ямайке, желает быть всё время пьяным, сидеть под пальмами в одних трусах в шезлонге, курить сигару, смотреть на океан и чтобы его ублажали островитянки. Он говорит об этом прямо и честно. Но ведь всё равно работает - и любит свою работу.
– Дмитрий Александрович всегда предельно конкретен в формулировках, - улыбнулся Костёрыч.
– А кто работать будет, если все на море поедут? - гневно закричал Каравайский.
Костёрыч зажмурился, и Каравайский углом рта пыхнул на него дымом сигареты.
– Я это к тому, - аккуратно пояснил Моржов Каравайскому, - что никто не хочет вкалывать, и дети тоже не хотят. Они желают весь день играть на компьютере, и чтоб каждый вечер по телеку показывали новую серию какой-нибудь ерунды. Так что же? Распустим школы, если детям учиться неохота? Кое-какие вещи нужно навязывать априори.
– Правильно! - Каравайский щёлкнул окурок в окно. - Думаешь, Константин Егорыч, дети у меня просто так теннисом увлеклись, да? Прочитали объявление на дверях у школы и пришли? Как бы не так! Я каждый год полсентября по школам бегаю! Иду к физруку, говорю: проводим соревнование класса по настольному теннису! Все обязаны участвовать. А после этого кое-кто уже и приходит ко мне, и друзей приводит! Вот как увлекать-то надо. А одной моралью ничего не добьёшься. «Люби свой край», «Люби свой край» - да кто придёт-то? За шкирку надо!
– Нет уж, побережём шкирку для настольного тенниса, - негромко ответил Костёрыч.
– Потому и разгонят нас, что не хотите детей за шкирку волочить! - заявил Каравайский. - Вон бабы наши зубами за свои стулья держатся! С них пример берите! Три года назад в Доме пионеров было восемьдесят педагогов, а все нынешние начальницы вели кружки вязания на спицах. А сейчас педагогов осталось двадцать четыре, зато все бабы теперь уже с высшей категорией и в администрации! Это я понимаю! По-увольнялись те, кто зубами цепляться не умеет, а кто умеет - нормально живут.
– Это не для меня, - покачал головой Костёрыч. - Да ведь и не для вас, Михаил Петрович.
– Понятно, я в администрацию не полезу. Но у меня и так без проблем: детей навалом, категория есть! С какого хрена меня увольнять? Я ведь не за оклад, а за дело душой болею!
Моржов знал, что Каравайский действительно своё дело любит не меньше зарплаты. Успех Каравайского был в том, что его любовь к делу всегда равнялась зарплате, а беда Костёрыча - что для него эти вещи были принципиально несопоставимы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160