- Плохие времена наступают... Раньше металл был спокойнее... Стальные
птицы не падали, никто о них и не слышал... - Он помолчал и повернул к
Чаге изуродованное лицо. - Я скажу мужчинам, а они уговорят жен. Матерью
семейства будешь ты.
- По закону Мать должна уйти сама, - напомнила Чага.
- По закону... - Стрый усмехнулся. - По закону металл не должен бить
сверху, а он бьет... Когда шли через разоренную степь, нашел я старое
укрытие, в нем осколков больше, чем костей...
- Там упала стальная птица, - сказала Чага.
- Стальная птица - тоже металл, - хмуро ответил Стрый. - Раз он
нарушает закон, значит и я нарушу... Матерью семейства будешь ты.
- Она не уйдет добровольно, Стрый...
- А не уйдет - изгоним! - Он шевельнул пальцами, и хворостина,
хрустнув, сломалась у него в кулаке...
Зачем она поверила ему! Ведь знала же, знала, что кому-кому, но
только не Стрыю тягаться с Матерью в хитрости... И все-таки поверила.
Несколько дней вела себя как дура: пыталась командовать, то и дело
перечила Матери. А та уступала ей во всем. Уступала и терпеливо ждала
случая. Видела: власть ударила девчонке в голову, девчонка неминуемо
должна оступиться...
Так оно и вышло. Чага чистила рыжую самку и заметила в комке
вычесанной шерсти крупинку металла. По закону шерсть надлежало немедленно
сжечь, а тому, кто сжигал, пройти очищение. Но, то ли уверовав в
собственную безнаказанность, то ли просто машинально, Чага, повторяя
преступление, на глазах у женщин взяла двумя пальцами сверкнувший
осколочек и отбросила в сторону.
И тогда раздался вопль Матери.

3
Они бежали от Чаги в такой спешке, будто и вправду верили, что металл
поразит преступницу немедля. На самом деле блистающая смерть могла годами
щадить изгнанника, разя взамен невинных и правых. И в этом был глубокий
смысл: указывая металлу, что ему следует делать, люди могли возгордиться.
Однако справедливость требовала, чтобы преступник был наказан.
Поэтому при встрече с таким отверженным самого его надлежало убить, а
зверя и скарб взять себе в награду за доброе дело. В том, что дело это
именно доброе, сомнений быть не могло - изгоняли редко и лишь в двух
случаях: за убийство сородича и за прикосновение к металлу.
А узнавали изгнанника просто: одинокий прячущийся чужак, как правило,
молодой и здоровый. Стариков и калек тоже оставляли в степи, но к ним,
конечно, отношение было иное - всякий понимал, что рано или поздно ему
суждено то же самое...
Чага хорошо помнила, как Стрый и Натлач захватили молодого чужака,
который вместо того, чтобы достойно умереть в бою, попытался прикинуться
калекой - говорил, что у него одна нога совсем не ходит. Пленника раздели
и, осмотрев, проделали с ним такое, от чего нога мигом пошла. Мужчины
сломали ему пальцы и отдали его женщинам. Те, посмеиваясь, увели бледного,
как кость, изгнанника за холм, а Колченогая обернулась и крикнула:
- Чага! Ты уже взрослая! Идем с нами!..
Но Чага тогда побоялась почему-то последовать за Колченогой, а
вечером все-таки вышла за холм и, отогнав пятнистых хищников, посмотрела.
Трудно уже было сказать, что с ним сделали женщины, а что - хищники...
Изгнанницу бы отдали мужчинам...
Чага вздрогнула: показалось, что с вершины холма за ней наблюдает
всадник. Это качнул спутанной желто-зеленой макушкой попади-в-меня -
невероятно цепкий и живучий кустарник, растущий, как правило, на самых
опасных местах. Металл терзал его и расшвыривал, но каждая срубленная
ветка тут же запускала в землю корень, и рассеваемый таким образом
кустарник быстро захватывал целые склоны...
Теперь ей часто будут мерещиться всадники... До самой смерти.
Чага остановилась и, подойдя к Седому, поправила вьюк так, чтобы он
не касался подживающей раны на горбу. Ведя обоих зверей в поводу (Рыжая
заметно хромала), изгнанница пробиралась длинной неизвестно куда ведущей
низинкой и все никак не решалась выйти на холм и осмотреться. Оба склона
были уставлены живыми столбиками - зверьки стояли довольно далеко от нор и
безбоязненно провожали Чагу глазами...
И еще был изгнанник-убийца. Бродяга, уничтожавший ночами целые
семейства. Чага была ребенком, когда на охоту за этим таинственным и
страшным человеком поднялась вся степь. Его сбили с седла и изломали
где-то чуть ли не у самых Солончаков. Потом рассказывали, что обе женщины,
которых он когда-то украл и сделал своими женами, дрались вместе с ним до
последнего. Странно. Уж их-то бы не тронули...
Чага достала из седельной сумки кистень и, накинув петлю на запястье,
намотала ремень на руку. Если ей повезет и первыми на нее наткнутся не
мужчины, а женщины с такими же вот кистенями, то все решится очень просто.
Главное - вовремя подставить висок. Она вспомнила, какое лицо было у
пленника, когда женщины вели его за холм, и стиснула зубы. Что угодно,
только не это...
Оба склона шевельнулись, и Чага вскинула голову. Кругом чернели норы.
Зверьков не было.
На блекло-голубое полуденное небо легла сверкающая царапина. Потом
еще одна. А секунду спустя в высоте словно лопнула огромная тугая тетива,
и неодолимый ужас, заставляющий судорожно сократиться каждую мышцу,
обрушился на Чагу с севера. Там, за покатым лбом поросшего желто-зеленым
кустарником холма, стремительно пробуждалась блистающая смерть.
Думая про опасности, связанные с людьми, Чага впервые в жизни забыла
о том, что на свете есть еще и металл.
1 2 3 4 5 6