По небу бежали свинцово-серые тучи, стоял полумрак. И
Тьяса внезапно подумал, что так теперь - до смерти. Всю его оставшуюся жизнь
он будет дрожать от холода, смотреть сквозь вторые веки, и никогда более не
увидит солнца... Он никогда больше не увидит этот дом. И никогда, никогда
более не почувствует восторг при виде бога!
-Давайте, давайте! По машинам! - Господа нервничали. Видимо, Крылатые
были уже близко. Пока Тьяса и десятки его соплеменников залезали в
божественные летающие дома Господ, зорг с тоской смотрел на свой дом. Он
прощался. Отныне его ждут мрачные, холодные пещеры, дымящие костры,
плохая пища и холод. Вечный холод. Тепло ушло вместе с солнцем, и он знал,
что будет мечтать об одном-единственном луче прекрасного пурпурного
света... и знал, что не дождётся.
-Все поместились? Ну-ка... Да, вроде все. Идальго, они все здесь.
-Молодец, Хуан. Рекордное время. Выгрузи их вот здесь... потом лети сюда, и
захвати немного кувстры.
-Зачем?
-Если спросят, куда летал, скажешь правду...
Господа засмеялись, и пропали из поля зрения Тьясы. Он вздохнул. Весной,
тысячи дней назад, он видел Крылатых, и навсегда запомнил то восхищение,
которое они вызвали у него. Господин не успел спрятать зоргов, и приказал им
сидеть неподвижно. О, он мог бы не приказывать. Тьяса потерял способность
двигатся, узрев бога...
-Полетели!
И вновь, как однажды давным-давно, Тьяса задрожал от восторга,
почувствовав, как возносится вверх. Он тихо зашипел, и остальные зорги
последовали его примеру. Они никак не могли понять, почему их так тянет в
небо - ведь крыльев у них не было...

Летели долго, и свист ветра начал медленно одолевать Тьясу, клоня ко сну.
Многие первые подруги уже спали, и даже некоторые вторые. Ньяка прижалась
к своему центрию, и явно собиралась присоединится к давно уснувшей Икьян,
когда внезапно тишину грузового отсека нарушил голос Господина.
-Жщерицы, просыпайтесь. Прилетели.
Тьяса вздрогнул, вскочив на ноги. Он достигал почти метра в высоту, то есть
был на редкость крупным зоргом. Зеленовато-серо-оранжево-чёрный окрас
чешуи делал Тьясу заметным на фоне серо-зелёных и серо-синих
соплеменников. Мускулистые задние ноги немного дрожали от волнения, когда
Тьяса спрыгнул на красную траву, балансируя полуметровым хвостом с шипом
на конце, и прижав небольшие по сравнению с ногами руки к узкой груди.
Холодный ветер заставил его задрожать, и чешуя сменила цвет на
пурпурно-серый, точно соответствующий степи. Простой рефлекс маскировки,
ибо Тьяса был насекомоядным. Его кровь немного понизила температуру,
адаптируясь к среде - зорги были средним звеном между холодно- и
теплокровными. Их тела не сохраняли постоянную температуру, но имели
нижний предел, ниже которого она не падала. Когда было холодно, Тьяса
становился вялым и слабым - все силы его хрупкого организма уходили на
обогрев. Но в тёплое время Цикла он мог не есть много дней, ибо тратил мало
энергии, не заботясь о температуре тела.
Как всегда в это время, чешуя Тьясы была мягкой и непрочной - ведь
трёхсотдневный Период, когда зорги не способны к размножению, недавно
уступил место тридцатидневному, в течение которого центрии становились
уязвимыми и слабыми, зато могли осеменять вторых подруг с помощью
добавлявших свои хромосомы первых. Во время Периода подруги размножались
сами, рождая вторых подруг, но только с помощью Тьясы мог бы родится
центрий, содержавший сразу две половые клетки, или первая подруга,
содержавшая специфическую хромосому, необходимую для рождения центрия.
Когда совмещались хромосомы Тьясы и первой подруги, то в теле второй
рождался центрий. Когда хромосома Тьясы не соединялась, тогда вторая
подруга рождала первую, имевшую только одну хромосому - ту самую, которая
не передавалась второй во время Периода Тьясы, и поэтому без него подруги
могли родить только не содержавшую половых клеток вторую. Если хромосома
центрия не соединялась, то Тьяса служил простым переносчиком
генетического материала из тела первой подруги в тело второй, но без
специфического компонента, который он добавлял, хромосомы Икьян не могли
бы осеменить Ньяку, и она не родила бы первую подругу. Без Тьясы Ньяка и
Икьян могли рожать только вторых...
Но сейчас пришёл Ветер, и можно ли было думать о детях?! Тьяса печально
покачал своей большой и удлинённой головой с огромными глазами ночного
жителя, которые были сейчас прикрыты вторым веком. Его тонкие и непрочные
зубы не смогли бы прокусить даже кожу, но отлично справлялись с насекомыми
и пауками, которых Тьяса просто обожал. Длинный оранжевый язык мог
мгновенно ловить добычу даже на лету, и Тьяса невольно гордился собой. Он
огляделся. Из божественного летающего дома выпрыгивали зорги. На шесть
вторых подруг приходились три первых, и только один центрий. Тьяса с тоской
посмотрел на ожерелье из хвостовых шипов, висевшее на шее Господина. "Они
не знают, что центриев мало, и охотятся в основном на них" - подумал он
печально. Зорги сбились кучкой, сжимая свои Знаки, и со страхом следя за
Господином.
Тот вытащил мешок с их вещами, бросил на землю, и сказал:
-Ну вот, начинается осень. Вы пойдёте туда, и станете жить в пещере. Когда
Крылатые улетят, я или кто-то другой подъедет, и заберёт урожай. И помните -
раз в полсотни дней мы будем приезжать за камнями. Тот, кто утаит, или не
найдёт - лишится Знака, и добавит свой шип сюда. - Господин указал на
ожерелье, и положил руку на Свет Бога.
Зорги в страхе повалились на колени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30