Рядом со мной виднелись глубокие следы человеческих ног. В одном из них что-то блестело. Я протянул руку: тончайшей резьбы золотой кленовый лист покрыл мою ладонь. Не помню, как я нашел силы встать и двинуться в обратный путь. Пастушеская хижина у подножия хребта укрыла меня от холода ночи, а затем по тропинке я добрался до селения. Семья Сигурда исчезла, и поиски, предпринятые местными жителями, не принесли результата, я же вернулся домой.
Всю ту долгую зиму меня преследовали воспоминания о гибели экспедиции, о превращении Йордис в реку, о странных словах Сигурда, предупреждавшего не разбудить Тролля.
Прошло три года, переживания мои потускнели и сменились другими.
Наконец, случай снова способствовал моему путешествию в горы. У подножия Кавказского хребта я остановился в небольшом лагере, куда собралась молодежь чуть ли не со всех сторон света. Дни посвящались походам в горы. Вечерами вокруг костра пели песни и танцевали. Как-то среди веселой толпы мои глаза обнаружили девушку, которая не принимала участия в общих затеях, а с напряженным вниманием следила за окружающими, словно кого-то пыталась найти. Красота ее не вызывала сомнений, но, когда начались танцы, никто не подошел, чтобы пригласить ее. Меж тем это, видимо, нисколько не огорчило красавицу. Слегка наклонив голову, она чему-то улыбалась, и длинные, золотистые от огня волосы, падая на лицо, создавали впечатление вуали. В ней чувствовались одновременно хрупкость и сила. Когда-то я увлекался скульптурой и знал, что выразительность тела может говорить подчас куда больше лица.
Поза, в которой сидела девушка, была примечательна: поджав под себя ноги, она откинулась назад, опираясь о землю. Руки напоминали простертые крылья или лепестки. Таков цветок Цикламены, весь воплощенная нежность против бури. Несколько вечеров подряд я наблюдал за незнакомкой, любуясь пластичностью ее фигуры, легкостью движений, неуловимой прелестью полуулыбки, постоянно скрывающейся за сетью волос. Наконец, очутившись рядом с каким-то старожилом, я спросил ее о ней.
– Не советую вам ею интересоваться, – ответил он, – если не хотите печальных приключений. Это Нирэ. Ее прозывают невестой Тролля. Трудно сознаться в суеверии, но она приносит несчастие тем, кто с ней сталкивается. Она бредит какой-то таинственной долиной, в которой круглый год царит Осень. Несколько новичков, увлекшись ее красотой, а может, и рассказами, отправились с ней на поиски этого места и не вернулись обратно. Обвинить Нирэ в умышленном злодействе нельзя. Она больше всех переживала исчезновение своих спутников, хотя и не могла толково рассказать об их конце. Вероятно, они бросили ее где-то в пути, сообразив, что она безумна, и напрасно пытались найти обратную дорогу.
– А как же возвращалась Нирэ? – спросил я.
– О, пожалуй, это основная причина, почему ее просватали за Тролля. У нее поразительная способность ориентировки. К тому же не раз люди были свидетелями, как она падала с обрывов, где всякого ждала бы неминуемая гибель. Но Нирэ всегда оставалась невредимой, будто и впрямь ее хранит горный дух.
Рассказ моего доброжелателя нисколько не остудил моего пыла.
Заиграл следующий танец, и я с трепетом коснулся руки Нирэ. Где-то я читал, что только дрессировщики знают цену первого прикосновения. Зверь может проявлять какие угодно признаки расположения, но только когда он позволит прикоснуться к себе и не нанесет удар, его считают прирученным. Мне не передать ощущений, которые возникли в тот момент.
Я был брошен навзничь на землю, я стал тонуть без воды, я испытал радость и страх самоубийцы, заглянувшего в бездну, куда он собирался ступить. Потом раздался голос Нирэ, и я уже не замечал, потому что смолкла музыка, потому что слышал другую, лившуюся из глубины души, что давно потух костер, потому что мрак ночи стал для меня ярче света от близости существа, прозрачность которого словно была пропитана лунным светом. Все фантастические образы и видения, окружившие меня при встрече с Сигурдом, вновь проснулись и безраздельно завладели мной.
– Ты пришел! – сказала Нирэ. – Я так ждала тебя. Теперь мы окончим путь и вернемся навсегда в Осеннюю долину.
Я глядел на нее, как зачарованный, с изумлением узнавая в ней черты маленькой дочери Сигурда и Йордис. С ее слов я узнал, что после обвала она очутилась на плечах старика, который медленно поднимался в гору к тому самому перевалу, где произошла страшная трагедия с ее отцом и матерью. Ужас девочки сменился восторгом, когда они пересекли границу снегов и вдруг очутились в царстве осени. Склоны гор были покрыты старыми кленами, дубравами, сменявшимися березняком, тисами, буком. На ветвях пламенела листва. Ветер срывал ее и нес в долину. Желтые, оранжевые, бордовые листья, кружась как в танце, спускались к голубому прозрачному озеру и покрывали ярким убором берега. Зеркало его вод было чисто, как небо в ясную погоду, и изливало ровный спокойный свет. Самым поразительным было то, что озеро сохраняло постоянное отражение солнца, которого могло и не быть над долиной.
Ночью в темном небе над горами сияли звезды, а лес озарялся лучами, исходившими от озера. И странной чередой сменялась стража двух солнц.
Когда восход возвещал явление нового дня, в тихой глади вод отражался закат, и малиновый диск медленно погружался на дно, превращаясь в исчезающую точку. Тогда в воздухе начинала звучать еле слышная музыка, опавшие листья оживали и поднимались к деревьям, которые покинули.
Немыслимые цветы распускались на полянах, распространяя дурманящий аромат. Горечь хризантем мешалась с грустной сладостью гиацинтов, терпкости астр противостоял запах лилий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107