Подул ветер, туман рассеялся и лишь лунная дорожка осталась на том месте, где недавно виднелись очертания судна. Никто при дворе не сомневался в том, что похитил принцессу тот, кто некогда достал опалы.
Вот так я узнал историю моего опала, и хотя осталось неведомым, как человеческая душа могла воплотиться в камень, страстное желание оставить в человеческой плоти сказочную принцессу обуяло меня. Не помню, сколько слов я потратил, пытаясь убедить ее. Как я клялся отдать за нее свою душу, чтобы вырвать ее из-под власти Лунной богини! Как молил вернуться на землю с ее страданиями и нищетой, но зато с живой жизнью, которой правит горячая кровь! Она молчала в ответ. Затем внезапно улыбнулась. Странную реч?? услышал я от нее:
– Послушай, я сама выбрала свою судьбу, и разве не помогло мне это сохранить в другой материи красоту и совершенство? Разве не они пленили тебя, когда я была заключена в камне? Но многое еще недоступно твоему пониманию, и память твоего прошлого существования скрыта в тумане лунного моря. Хорошо, я принимаю твою любовь и клятвы. Мы вернемся с тобой на Землю и разделим твою жизнь на двоих. Но и ты должен по истечении срока дней твоих вернуться со мной на лунную дорогу. Твоя душа войдет в камень и будет принадлежать вечно прекрасному прошлому. Мы соединимся воедино в капле опала, и ты будешь всегда мною, как я тобою.
Разве мог я в ту минуту понять ее? Для меня значило только то, что она отвечает на мою любовь. С пылом я протянул к ней руки. Она же вдруг растаяла в воздухе, как сновидение. В ладони моей осталась опять серебряная змейка кольца, сжимающая загадочный камень. Долго все случившееся казалось немыслимой фантазией. Я заперся в доме и, никуда не выходя, мучительно перебирал до деталей своей странствие. Образ Воглеа сливался с образом принцессы. История фрейлины представала предо мной так ярко, будто я сам пережил ее и принимал в ней участие. В какие-то мгновения я видел себя тем несчастным моряком, и на меня ложилась вина, что я первый открыл двери иного мира и вызвал к жизни силы Луны. Не они ли затем определили судьбу принцессы да и мою собственную? То мнилось, что я – самовластный король в темном углу замковой капеллы, и пение слепой дочери разрывает мое сердце. Эти возвращающиеся переживания доводили меня до полного изнеможения, и, когда наступал вечер, я засыпал так, словно проваливался в могилу. Но вот силы постепенно стали возвращаться, и вместе с тем какое-то воспоминание или навязчивое впечатление стало стучаться в сознание. И однажды среди ночи прозрение явилось ко мне. Я проснулся с чувством, совершенно незнакомым прежде. Дом, постель, окружающая обстановка, все оставалось знакомым и принадлежало мне, но тело, тело было чужим! Я стал ощупывать себя, протирать глаза, пытаясь избавиться от остатков сна, но ощущение не только не проходило, но усиливалось. Я прилагал неимоверные усилия, чтобы сохранить, хоть частичку своего «я», которая будто выдавливалась из меня новым сознанием. Как эквилибрист на канате, балансируя между центрами, раздвоившими мою личность, я подошел к зеркалу и с ужасом вгляделся в него. Из сумеречного сияния стекла проступило нежное лицо принцессы, и опаловые глаза ее струили тихий лунный свет. Чудо преображения смяло последнее сопротивление моего прежнего сознания. «Ты будешь мною, как я тобой», – вспомнил я. Да, это не греза. Я поднимаю руку и отражение в зеркале делает то же. Я кружусь, и волна разлетающихся волос обвивает мое лицо и стан. До самого рассвета я буду владеть этим легким телом, буду танцевать и петь лунные песни. Но с первыми лучами солнца мой возлюбленный сменит меня. Снова и снова будет он искать следы мои, снова и снова пытать свой драгоценный опал о том давнем королевстве на берегу моря.
Сердце


В глазах одиноких женщин обычно можно угадать какое-то особенное выражение: не то затаенной грусти, не то ожидания, не то нарочитой замкнутости… Трудно подобрать определение, но, вероятно, более, чем мужчины, созданные для любви и лишенные ее, они несут в себе тихую боль, которой не скрыть, как ни старайся. Однако нет ничего ошибочнее, чем делать обобщения и руководствоваться ими.
В прелестном местечке Гессель-Винкеле, прогуливаясь по утрам, встречаешь почти всех жителей. Одни выносят в свои аккуратные садики столы для завтрака, другие выводят на улицу своих четвероногих друзей, третьи спешат за продуктами или новостями в ближайшие магазины. Как звон колокольчиков, в воздухе звучит: «Доброе утро, доброе утро, доброе утро». Знаком ты со встречным или нет – неважно, приветствие летит к тебе и ждет ответа. Среди многих встречаемых людей я обратил внимание на немолодую женщину с огромной собакой. Она шла так легко и грациозно, словно всю жизнь танцевала и эта готовность осталась в ней. Наверное, этот порыв исходил из самой глубины ее души, потому что в лице ее, прекрасном и гармоничном, отражалась» та же окрыленность, тот же полет и одухотворенность. Но главное, это было лицо счастливого человека, которому нечего желать, кроме того, чтобы просто продолжать так идти, ведя на поводке собаку, и ??дыхать утренний воздух.
– Вот самое удивительное существо, что проживает здесь, – поделился я впечатлениями со своим хозяином, у которого гостил. – Представляю себе, сколько радости дарит она одним присутствием своим близким.
– Не тут-то было, – отвечал мой собеседник, – если вы имеете в виду Янтарную Сибиллу, а иной, я думаю, в нашем Гессель-Винкеле и нет. Так вот, она абсолютно одинока.
– А почему ее так прозывают? – заинтересовался я.
– О, это целая история, не то выдумка, не то безуминка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107