Святослав Логинов.
Я не трогаю тебя

1. ЗАВОД

- Мама, вставай!
- Что ты, Паолино, спи, рано еще...
- Скорее вставай! Ты же обещала!
Эмма с трудом приподнялась и села на постели. Паоло стоял босыми
ногами на полу и ежился от холода.
- Ты с ума сошел! - сердито сказала Эмма. - Бегом в кровать! Ночь на
дворе, а он вставать хочет.
- Ты же сама сказала, что мы встанем сегодня очень рано, - обиженно
протянул Паоло.
- Но не в четыре же утра!
- А на улице уже светло.
- Это белая ночь. А дальше на север солнце летом вовсе не заходит. Ты
бы там по полгода спать не ложился?
- Ну мама!..
- Спать скорее, а то вовсе никуда не пойдем!
Обиженный Паоло повернулся и пошел, громко шлепая босыми ногами. Он
решил, несмотря ни на что, не спать и, завернувшись в одеяло, уселся на
постели.
После разговора с сыном сон у Эммы, как назло, совершенно пропал. Она
ворочалась с боку на бок, переворачивала подушку прохладной стороной
вверх, смотрела на розовеющее небо за окном. Вспоминала вчерашнее письмо.
Неожиданное оно было и несправедливое. Маленький прямоугольный листок, и
на нем - обращение Мирового Совета с очередным призывом ограничить
рождаемость. Глупость какая-то, почему именно к ней должны приходить такие
письма? У нее и так еще только один ребенок, хотя уже давно пора завести
второго.
Эмма представила, как Паоло, важный и гордый, катит по дорожке
коляску, в которой, задрав к небу голые ножки, лежит его брат. Почему-то
малыш всегда представлялся ей мальчишкой. Эмма улыбнулась. Когда-то такое
сбудется! Придется нам с Паоло пожить вдвоем, пока наш папка летает со
звезды на звезду. Появляется на Земле раз в год и, не успеешь к нему
привыкнуть, снова улетает в свой звездный поиск. Жизнь ищет, а находит
одни камни. Глупый, нет в космосе жизни, здесь она, на Земле! Только ведь
ему бесполезно доказывать: он со всем согласится - и все-таки через
несколько дней улетит. А она обязана ждать и получать обидные листовки,
словно это ее вина, что на Земле все больше людей и меньше места для живой
природы. В конце концов, могут же быть другие выходы, кроме ограничения
рождаемости! Вот пусть их и используют. Пожалуйста, создавайте
заповедники, осваивайте другие планеты или даже ищите такие, которые сразу
пригодны для заселения. И природу нужно беречь, это всем известно. Тут она
ничем не хуже других и никогда не делала плохого. Но требовать, чтобы она
одна расплачивалась за все человечество, отнимать у нее право иметь детей,
они не могут! А если подумать, так ее дети вовсе ничего не решают. Там,
где живет столько миллиардов, проживет и еще несколько человек. И пусть в
Мировом Совете не занимаются глупостями. Вот вернется из полета Родька,
надо будет с ним поговорить.
Эмма посмотрела на часы. Скоро семь, пожалуй, пора поднимать Паолино.
Эмма прошла в комнату сынишки. Тот спал сидя, неловко привалившись боком к
спинке кровати.
- Паолино, безобразник, что ты вытворяешь? - со смехом воскликнула
Эмма, тормоша его. Паоло разлепил заспанные глаза и сморщился от боли в
онемевших ногах. Потом сообразил, где он и что с ним, и сказал:
- А я так и не спал с тех пор. Только немножко задумался.
- Ну конечно, - согласилась Эмма.
В девять часов они подошли к заводу. Как всегда в этот день, вокруг
его серых корпусов волновалась толпа экскурсантов, пришедших посмотреть на
работу. Большинство были с детьми.
Гудок, тягучий и громкий, упал откуда-то сверху, и в то же мгновение
на верхушке длинной красной трубы появился черный клуб.
- Дым! Дым! - раздались восторженные детские голоса.
Паоло прыгал около Эммы и непрерывно дергал ее за рукав.
- Правда, красиво? - то и дело спрашивал он.
- Красиво, - соглашалась она. - Когда единственная труба на Земле
дымит один день в году, то это красиво.
Первое черное облако расплывающейся кляксой медленно плыло по небу.
Из трубы вырывалась уже не черная копоть, а в основном горячий воздух,
лишь слегка подсиненный остатками несгоревшего топлива.
Празднично одетые экскурсанты разбредались по гулким цехам. Кое-где
загудели станки, включенные пришедшими в этот день сотрудниками музея
истории техники, пронзительно громко завизжал разрезаемый металл.
Паоло и Эмма ходили по цехам, разглядывая приземистые, непривычного
вида машины, кружили по заводскому двору, усыпанному мелкой угольной
крошкой, прибивались к группам, слушавшим экскурсоводов. В какой-то момент
невнимательно слушавший Паоло вдруг остановился. В той группе рассказчиком
был очень старый человек, еще из тех, быть может, кто работал на таких
коптящих предприятиях. Он стоял, задрав вверх дрожащую голову, и говорил:
- Курись, курись, голубушка! Кончилась твоя воля! - потом объяснил
вновь подошедшим: - Последний раз она так. На следующий год дым пускать
уже не будут, нашли, что даже такие незначительные выбросы угнетают
окрестную растительность. Только, знаете, мне ее и не жалко, довольно эти
трубы крови попортили.
- А завод тоже больше работать не будет? - спросил кто-то.
- Будет, - успокоил старик. - Как всегда, двенадцатого июня.
- Как же без трубы?
- Милочка вы моя, топка-то у него бутафорская, для дыму. Сами
посудите, можно ли гудок дать, пока котлы не разогреты? А ведь даем.
- Без дыма неинтересно, - решительно заявил Паоло.
- Да ну? - живо возразил старик. Взгляд у него был цепкий, совсем
молодой, и он моментально выхватил из толпы фигурку мальчика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15