Святослав Логинов.
Миракль рядового дня

День начинался обычный - невеликий праздник святого Стефана, и жизнь
шла будним порядком, только маленький Стефан бегал по случаю именин в
новой, специально для того сшитой рубахе, да Ханна торопилась дошить штаны
Якову. Это тоже был подарок имениннику: старые яковы штаны должны были
отойти Базилю, и тогда базилевы порты, из которых он напрочь вырос, станут
первой мужской одяжей Стефана. Еще к вечеру готовился пирог. И ничто
поначалу не предвещало чудес, но к полудню явилось знамение. Тяжко ударило
вдруг в безбрежно голубеющем небе, грохнуло, но не трескучим грозовым
раскатом, а словно сам Антихрист хлопнул единожды в ладоши, или лопнул туго
надутый бычий пузырь, да так лопнул, что качнулись деревья, дрогнули дома,
а улежавшиеся за годы брявна стен заскрипели, укладываясь по-новому. Разом
смолкли птицы, зато собаки со всех дворов завыли, скликая беду. И с
треснувшего неба ответно завыло, ровным утекающим звуком.
Малыши, разбредшиеся между сараев, разом кинулись домой, а Лидия -
старшая дочь Атанаса, оставила колыбель с новорожденным братом и метнулась
зачем-то собирать развешенное после стирки белья. Ханна, кинув рукоделье,
плеснула воды в открытый дворовый очаг, на котором кипела к ужину похлябка,
и принялась сгонять во двор домашнюю птицу. Других взрослых возле дома не
случилось, так что растерянность и испуг Ханны тут же передались младшим.
Несколько малышей разом заревели, добавляя шуму в общий переполох.
Удаляющийся небесный гул растворился в гомоне, но этого уже никто не
замечал.
- Дети, домой! - надрывно крикнула Ханна, распахивая двери.
Но на пороге, загораживая проход, стоял Матфей - глава семьи: отец,
дед и прадед всех живших на хуторе. По старости дед Матфей уже не выходил
из дому, лишь по горнице ковылял, опираясь на палку, но слово его было
законом и для маленьких, и для бородатых. Ханна остановилась было, но
Матфей, сдвинувшись к косяку, проговорил:
- Детей загоняй, а птицу - обожди.
Сам же, приставив ко лбу ладонь, оглядел чистое небо, дорогу со спящей
пылью, двор. Поймал за плечо Лидию, спешащую с ворохом тряпья, развернул
назад.
- Раскудахтались, - проворчал он, хотя при появлении деда все разом
затихли, даже Стефан и прадедов любимец - малыш Матфей-Матюшка примолкли. -
И огонь залила, - продолжал дед, - а народ с поля вернятся, чем кормить
будешь? Страхом твоим? Видишь же - нет ничего.
Ханна вернулась к очагу, наклонилась, отыскивая незагашенные угли. Дед
Матфей медленно спустился с крыльца, уселся на завалинке, окидывая
сторожким, не потускневшим с годами взглядом дальние и ближние окрестности,
потому что хоть и отчитал молодуху за переполох, но сам был неспокоен.
Матфеев хутор казался невелик - два дома, глядящие в утоптанный
переулок, амбар да общий крытый двор. В двух домах жили давно уже
седобородые матфеевы сыновья. Петер и Томас сами имели и детей, и внуков,
но, послушные родительской воле, делиться не смели и жили хотя и в разных
домах, но одним хозяйством. Перед домами бугрился обведенный плетням
огород, а со стороны двора лежал широкий загон, сейчас отворянный,
поскольку скотину угнали на пастбище. Стадо у Матфее было немаленькое, и
земли нарезано с достатком. Жил хутор крепче иных усадеб и известен был и в
городе, и среди дворянства. Ленную долю Матфей платил монастырю, под
который сам когда-то пошел, понимая, что святые отцы хозяйствуют с умом и
попусту мужиков бездолить не станут. В обители тоже привечали нелицемерно
богомольную семью, каких немного было среди народа недавно перекрещенного в
истинную веру и склонного к отступничеству и еретическим соблазнам.
С таким покровительством можно было жить спокойно, ничего не боясь,
кроме мора и турецкого нашествия, но потому и прожил Матфей жизнь в
достатке, что никогда не ленился поберечься лишний раз.
За домами послышался суматошный крик, хлопанье кнута; перекрывая
возникший овечий разнобой, густо замычала корова. Матфей, гневно стукнув
посохом в землю, распрямился. Стадо идят. Ну куда они, среди бела дня? Чего
испугался Кристиан? Грома небесного? Так тот давно замолк, да и Кристиан не
тот парень, чтобы бояться знамений. А коли серьязная беда: набег или что
еще, то уходить надо в лес, в болото, где всадник на тяжелом коне вмиг
увязнет.
Матфей встал и, кляня больные ноги, зашаркал по проулку. Из-за двора
выбежал Кристиан - Томасов последыш. Было ему восемнадцать лет, а он вся
еще гулял в парнях, поскольку ни отец, ни дед не могли подыскать ему среди
соседских невест достойную пару.
- Дед! - закричал он, - смотри, что там!
Матфей дотащился до угла, откуда ожидал увидеть выгон, реку и дальний
заболоченный лес. Замер, не веря глазам, дрожащей рукой наложил на лоб
крест. Позади ахнула подбежавшая Ханна.
Нет, и пастбище, и лес были на месте, но за рекой, где расстилались
монастырские луга, теперь поднимались к небесам светлые башни невиданного и
попросту невозможного города. Весь город, казалось, состоял из одних башен,
любая из которых вздымалась выше соборной колокольни. Что там было еще,
Матфей не мог разглядеть, видел лишь мост через реку и дорогу, которой
прежде тоже не было. По дороге в сторону города, обгоняя друг друга,
мчались мяртво-сверкающие чудища. Эта неодушевлянная армада, несущаяся по
его земле, напугала старика сильнее всего. Крик Ханны привел его в себя.
- Детей - в подпол, - распорядился Матфей, - и сама с ними запрись. А
ты скотину гони к болоту, только кружным путем, подальше от этих.
1 2 3