Уходи, говорю, дура! Я убивать тебя иду, не поняла?
Вот он и Фэриен вернулся. В новоугнанной машине. Надо же, это не джип. Но тоже неплохо, это Бэха. БМВ. Я не рассчитываю силы, открывая дверцу переднего правого сиденья, все ж таки нервничаю, и дверца случайно остается в моей руке. Немного смущенно хмыкаю и отбрасываю ее в сторону.
Мне все равно, мне сойдет и так, без дверцы, тут недалеко ехать. Но Ио не согласна. Это мне даже на руку. Не мне, а ей, глупенькой моей возлюбленной, несостоявшейся моей Джульетте. Я даже ни разу ее не поцеловал. Не довелось. Я уже говорю о ней в прошлом времени?
Фэриен уезжает на испорченной Бэхе и возвращается минут через десять на шикарном "Хаммере". Я за эти десять минут немного успокоился, выкурил десяток сигарет, потому что знал, что даю ей время. Даже могу оценить его юмор. "Хаммер" - это вам не просто так, это почти что танк, бронетранспортер, тут дверцу не так легко отодрать. Где он нашел его, интересно? В Киеве, думаю, "Хаммеров" штуки три, ну, может, пять. Ну, никак не больше десятка.
Более того, Фэриен сам открывает для меня дверцу. Это значит, чтобы я не выделывался. Ладно, не буду.
Забираюсь на переднее сиденье, мои кулаки нервно сжимаются. Фэриен хлопает меня по плечу. Бросаю на него косой взгляд, а он хватает меня за воротник рубашки, тянется ко мне, целовать меня тянется, я вижу. Он прав, я весь на нервах, в отчаянии, но и предельно возбужден. Да, несопоставимо... но для меня, для дьявола - нормально.
И я целую его, жарко целую, долго... опять же тяну время... потом вытираю губы тыльной стороной ладони. Все, хватит, мои нервы не железные, поехали!
Чувствую себя заложником судьбы, как никогда. Я поступаю правильно - выбрал единственно верный выход. Я жертвую девушкой ради жизни на земле, как ни напыщенно это звучит, но при этом я - заложник. Как ни крути, я не мог поступить иначе.
"Ты доволен, Гавриил?" - мысленно обращаюсь к нему, - "давай, иди сюда, моя голова - твоя голова, заходи, блин, будь, как дома, ноги только при входе вытирай."
"Да, Люцифер, я тебя слушаю", - четко, как включившееся радио, доносится его голос.
"Сиди только молча, не вздумай лезть с советами".
Чувствую полное согласие с его стороны, беззвучное одобрение, и добавляю:
"Когда что-нибудь мне понадобится, я сам тебя спрошу".
Наша тяжелая машина идет уверенно, точно, что танк. Если выживу в войне - только на "Хаммере" и буду ездить. Надо же, вот как отвык от крыльев, уже только о машинах и думаю.
- Направо, - командую я.
Почему она еще в доме? Она что, меня не поняла? Глупая, глупая... впрочем... так даже лучше... я не буду мучиться ожиданием трагедии лишние дни и часы... буду мучиться уже самой трагедией. Пусть лучше беспросветное горе, чем такая обреченность, как сейчас.
"Ты еще полюбишь", - пытается меня успокоить Гавриил.
"Заткнись", - зло обрываю его.
"Ты мой друг, мой брат, я тебя люблю!"
"Тем более заткнись, выгоню сейчас нахрен!"
Он подчиняется и замолкает. Жаль.
Все. Приехали.
31.
Раннее утро. Еще не совсем рассвело. На улице прохладно и даже немного зябко. Небо - нежное, розово-серое, в жемчужных переливах. Люблю рассвет. Тишину люблю.
Темный трехэтажный особняк. Знаю, что она - там, притаилась зачем-то, ни звука, ни шороха. Я вижу тебя сквозь стены, я видел тебя сквозь километры, я увижу тебя из космоса. С моим набором чувств к тебе - я дотянусь до тебя с Луны!
- Выходи! - не повышаю голоса, зачем? Мой голос и так проникает сквозь камни.
Жду минуту, еще одну. А она, я вижу, сидит в уголке за кроватью, спрятала лицо в ладонях. Плачет. Каждая ее слезинка - это удар ножом в мое сердце... и все же - ей это не поможет.
Мне нужна сила! И она приходит, послушная, теплая сила, нагретая у Бога за пазухой. Как тебе моя колючая суть, моя злая воля, тебе это нравится, добренькая сила? Но она безмолвна и бездушна, это же - не Бог, это всего лишь обезличенная сила... не поговорить с ней, не поспорить. Вроде бы и часть Бога, ведь была с ним неразлучно сколько тысячелетий, как подруга-любовница, и в то же время - безжизненная часть... как вещь... не время отвлекаться!
С этой силой все становится просто. Просто поднять руки и двинуть ими от себя, разрывая домишко.
Слышу потрясенные вдохи за спиной и жуткий грохот впереди. Это осыпается особняк, все три этажа складываются один за другим, сыпятся камнем.
Остается она. На куче щебня, с теми же ладошками, закрывающими лицо. Не плачь, тебе не будет больно. Я мог убить тебя вместе с домом, но хочу увидеть тебя в последний раз.
Ее подбородок дрожит, но она встает и гордо поднимает голову.
На ней нет черных одежд, только ночная рубашка. Почти детская, простенькая рубашка. Наверно, из мягкой ткани, чтобы было приятно телу. Я и рад тому, что она не во взрослом пеньюаре, и не рад. Потому что боль становится непереносимой.
Может, ты пожалеешь меня и поведешь себя неправильно?
Она не кричит, не ругает меня, а лишь закрывает глаза. Она совсем девчонка, ей страшно. И мне страшно.
У меня есть еще минута... если я заговорю с ней - не причиню ей лишней боли? Я всего лишь хочу объяснить, попытаться успокоить. Или буду не прав?
Делаю к ней нерешительный шаг... другой... чужаки волнуются за моей спиной... Гавриил волнуется где-то на задворках меня... кажется, весь мир дрожит в ожидании...
Я уже рядом, осторожно касаюсь ее плеча. Она всхлипывает, а я легонько глажу ее щеку. Мне не нужно ничего объяснять, она понимает меня без слов. Слова только испортят сейчас все. По ее щеке бегут слезы, и по моим щекам бегут слезы, только я этого не вижу, я чувствую. Осторожно касаюсь кончиками пальцев ее губ. Я должен... я могу хотя бы сказать ей, что люблю ее?
И внезапно я понимаю главное!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71