Я пытаюсь рассказать о том, что со мной происходит, со всеми более-менее печатными подробностями. Хотя бы - чтобы кто-нибудь изменил бы обо мне свое мнение. Или попытался понять меня. Мою боль, мое одиночество, вынудившее меня радоваться даже такому извращенному вниманию к моей персоне.
Я... никого не призываю пробовать мой опыт на себе. И, в общем, тоже без особой радости приобщился к этому... думаю, мне не нужно никому напоминать обстоятельства.
И потом - это просто сопутствующие события. Понимаю, звучит так, будто я оправдываюсь.
Но я... всего лишь откровенен.
24.
Энжи сидит на дешевом пластиковом стульчике у фонтана, пьет сок. Сплошная демократия. Ей не идет ни эта общественная кафешка, ни стул, ни стол, ни пластиковый же стаканчик в ее руках. Она напряжена, агрессивна и дьявольски красива.
Я добивался этой встречи два дня. Как? Очень просто - я ее преследовал. Ха! Вздохнуть ей свободно не давал! Сфокусировал на ней все внимание, объяснив Ио и Фэриену свою почти полную медитацию почти правдой - раскрыл некоторые свои карты, рассказав им, как я могу ее искать, как могу просматривать город людскими глазами.
Пришельцы маялись в номере гостиницы, время от времени тормоша меня и требуя развлечений и секса. Я давал им и то и другое, а потом возвращался обратно.
Врал им, говоря, что не нахожу ее, а на самом деле не спускал с нее глаз. Два дня я видел только ее и ничуть не был разочарован. Не заметил ни единого некрасивого жеста или какой-нибудь банальной глупости. Нет. Она была безумно, безумно, безумно хороша! И тогда, когда я подглядывал из дома напротив за ней, принимающей ванну, глазами тринадцатилетнего мальчишки, и тогда, когда она красила губки новой помадой в бутике, а я смотрел на нее глазами излишне завистливой чужой красоте продавщицы.
И все это время пытался с ней поговорить.
В первый раз, когда парень, на которого она уже положила глаз, вдруг поменялся в лице и спросил, не хочет ли она поговорить с некоей ручной собачкой, называемой Люцифером, она с перепугу чуть не убила парня. Но сдержалась. Потому что дело происходило в людном месте. Поэтому она завела наивного меня в место менее людное и убила уже там.
Потом, когда встреченные люди через одного стали говорить ей, что хотят сказать ей нечто очень важное, она поначалу психовала, начала метаться по городу, но я уже знал ее слишком хорошо, я уже ее чувствовал.
Через два дня она согласилась. Для меня это была удача, и в то же время - огромный риск. Я дождался, когда вконец измучавшиеся Ио и Фэриен бросили меня в номере отстраненно сидящим в позе лотоса (смешное название, всегда хотел это сказать, да только никто меня не слушал), и назначил ей встречу.
Она в ответ слегка коснулась длиннющим острым когтем подбородка парня, через которого я с ней говорил в тот момент, погладила его тем когтем, чудом не отрезав ему голову, и оскалилась:
- Давай, приходи, не пожалеешь!
И вот - пришла, сидит, меня ждет. Опять одета в черное. Нет, малышка, ты слишком консервативна в одежде. Один и тот же стиль. Впрочем, ей идет.
Небрежно говорю ей:
- Привет, ты перепутала кафе.
- Они все тут одинаковые, - возражает она.
- Нет, - говорю, - некоторые лучше.
- Мне все равно! - в ее голосе слышны визгливые нотки. Она нервничает.
Присаживаюсь рядом, достаю сигарету, закуриваю:
- Как жизнь?
- Ты меня искал для того, чтобы о жизни спросить? - ее ноготки стучат по поверхности стола.
- И для этого тоже.
- Выкладывай, чего тебе надо?
- Грубиянка, - безразлично заявляю я.
- Вся в тебя!
А и правда, думаю, вся в меня. Яблочко от яблоньки...
- Чего ж ты грубишь папочке?
- Да пошел ты! - она вскакивает, расправляет крылья и взмывает вверх.
Она только одного не учла, мышь летучая, что вверху вовсе не открытое небо, а купол "Глобуса". Был. Потому как она проделала в нем приличных размеров дыру.
Меня обдает ветром и осыпает битым стеклом.
Вижу перепуганные лица посетителей кафе, понимаю, что народ находится на грани паники и заявляю:
- Улыбнитесь! Вас снимает скрытая камера!
После чего все вокруг облегченно выдыхают и расслабляются, начиная искать взглядом скрытую камеру. Стряхиваю осколки с плеч и пепел с сигареты и встаю со стула. И натыкаюсь взглядом на фанатика, на того самого, на Константина Петровича. В этот раз его челюсть отвисла ниже, чем в прошлый.
Я не могу сдержать смех, мне его искренне жаль, бедного фанатика, столкнувшегося с нереальным и не готового к таким встречам. Он из всех сил пытается делать свою работу, следит за мной, разрабатывает планы по моему изгнанию, обдумывает, как мне помешать, а я преподношу ему сюрприз за сюрпризом. Ни в каких инквизиторских инструкциях не описано ситуаций, выпавших на его долю. Он и с одним-то дьяволом не знал, как справиться, а тут оказалось, что есть кто-то еще помимо дьявола, опасно-агрессивный и высоко летающий. Опасно-агрессивная и высоко летающая, если быть точным.
- Господи, что это? - тихо бормочет фанатик. Слов я не слышу, но, во-первых, догадываюсь, что он может бормотать, а во-вторых, читаю по его губам.
- Это моя дочь! - заявляю, - что, инквизиция, проморгали? Ушами прохлопали? У меня есть дочь! Я размножаюсь! Почкованием! Здорово летает, да? Моя школа!
Оставляю ошарашенного фанатика горестно смотрящим мне в спину и убираюсь отсюда. Выхожу на площадь и ищу ее. Нахожу. Она сидит практически возле разбитого купола, на каменном парапетике, болтает босыми ножками. Туфельки держит в руке.
Я опять присаживаюсь рядом, на теплый парапет. Мы - два студента, отдыхаем после семинара. А что за нашими спинами разбитый "Глобус", так это бывает. А девчонка сильна, исключительно сильна, она не просто стекло выбила, она и железную арматуру купола погнула, как бумажную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71