— Топаз. Вы не разочаруетесь. — И затем, к еще большему моему удивлению: — Мне сказали, как вас зовут, но я позабыла.
— Аара, — проговорила я и добавила: — Госпожа.
— Принцесса Аара, — как мне показалось, с некоторым ехидством в голосе поправила она. Но ею двигало озорство, а не злоба. — Теперь вот что я вам скажу. Мой титул в разговоре полагается использовать как основу предложения. Например: да будет известно госпоже, меня зовут Аара. Или: Госпожа, по-видимому, догадывается, что это вино мне внове.
Наверное, у меня открылся рот. Собравшись с мыслями, я проговорила:
— Госпожа очень добра. Приношу Госпоже извинения за свое невежество в области здешних обычаев.
Она залилась переливчатым смехом.
— Милая девушка, — сказала она. И шутливо ткнула в мою сторону пальцем. Сегодня она надела кольца, в мою честь или по случаю появления вина.
О Кире Гурце никто не заговаривал. (Нет, он точно ничего не рассказывал мне о ней, он говорил о лесах и озере, о лебедях и волках или о Мельме. А прочем, часто ли я прислушивалась к его словам?)
Спустя некоторое время явился Мельм с вином, уже перелитым в графин из толстого хрусталя. Цвет напитка соответствовал его названию.
Мельм предупреждал меня заранее, что первый бокал следует поднести богу, поскольку это вино нацежено из бочек новой партии, урожая пятилетней давности.
Оно оказалось очень холодным и жгучим, выдержанным и сухим. Аромат как у цветов. Во рту остался двойственный привкус, очень стойкого и в то же время чистого вина, словно я испила воды из незамутненного источника.
— Славно, — сказала бабушка и причмокнула запавшими губами. Ее подернутые дымкой, зрячие глаза остановились на моем лице. — Когда вместе с выпавшим снегом здесь появлялись волки, мы выносили на улицу миску, для принца или короля стаи. Иной раз ему приходилось сражаться за нее. А потом он принимался лакать вино. В особенно скверные зимы они скребутся в двери дома: зала, гостиной, библиотеки и хозяйского кабинета — они выходят на дорожку, окружающую дом. Мельм покажет вам отметки. А иногда случается увидеть черного волка, который принадлежит к племени богов.
Не в силах сдержаться, я судорожно передернула плечами. Это доставило ей удовольствие.
Вскоре она вышла из-за стола.
Топаз ударил мне в голову, и пока она поднималась на галерею, я шепнула Мельму:
— Какая замечательная женщина!
Не знаю, что я при этом имела в виду; возможно, на меня просто напала сентиментальность, но Мельм то ли не принял мое замечание в расчет, то ли согласился с ним: он промолчал.
3
С розовых кустов облетели листья, ветры пробудились ото сна, и тогда я обнаружила в лесу храм Вульмардры.
С заходом солнца наступали долгие северные сумерки. Мне говорили, что в середине лета всю ночь не темнеет и полусвет стоит до самой зари, но я была тогда нездорова, и сама этого не видела. Теперь закат приходился на четыре часа, но в шесть можно было бродить вокруг озера по лужайкам, раскинувшимся под небом, похожим на синие стразы, из которых ювелиры делают фальшивые сапфиры. Все еще пели птицы. Скоро они улетят на юг, их песнями нужно запасаться, как фруктами и вином. Должно быть, здешние зимы безмолвны.
Предвестие зимы пробудило во мне неясный страх, опять. Это тень, оставшаяся после отступления. А лето тоже наводило на мысли о тревожном: даже в Крейз Хольне среди аромата роз и желтофиолей порой мне казалось, что я чувствую запах пороха. Тем не менее страхи мои лежали в доступных разуму пределах. Мне удавалось их побороть, и они угасали. Я шла среди росших кучками камышей, доходивших мне до пояса, мимо прогнувшихся мостков пристани. В тихих водах отражался раскрашенный дом; время от времени озерную гладь будоражили водяные курочки, отражение распадалось на части, а затем вновь возникало у них за спиной, целое и невредимое.
Черная гробница давнишнего владельца усадьбы Гурц не казалась мне воплощением смерти. Смерть — это широкое заснеженное поле; участок сада, где навалены бревна, пушка, залп… я отогнала смерть прочь и увидела в озере отражение перламутрового строения, стоявшего среди деревьев на восточном берегу; прежде я его не замечала.
Обойдя вокруг озера, я обнаружила за соснами липовую рощу. Деревья сбросили листву, и храм открылся взгляду.
Он был не больше черной гробницы, но бледно-сизого цвета; на восьми тонких колоннах, как на стебельках, покоилась похожая на верхушку яичной скорлупы кровля. Два куста сирени с голыми ветвями стояли на страже у входа. Капители колонн украшал фриз с изображениями женских фигур. Зимний мох, словно плющ, покрывал потрескавшийся пол. Пока липы не стряхнут листву, дом отсюда не виден. И сам храм в летнее время скрыт от взгляда.
Я прошла чуть-чуть вперед, поднялась на первую разбитую ступеньку. Мне не хотелось заходить внутрь. Алтарь обнесен цепями из побегов плюща, здесь недавно прибирали. Со склонившегося пшеничного колоса осыпается шелуха, разбросанные по алтарю цветы и виноградины пригодились в пищу дроздам и зябликам.
Там не оказалось статуи.
В прежние времена, на юге, где она звалась Вульмартис, а я была ребенком, я делала для нее все, что положено, по крайней мере когда это вменялось мне в обязанность. Но Вульмардра мне незнакома. Гурц говорил, что крестьянки ее почитают.
Быстрым движением я склонила голову.
Я повернулась, собравшись уходить, и вдруг мне показалось, будто чьи-то пальцы слегка коснулись моего плаща. В храме царила напряженная тишина, и от одного этого ощущения я подскочила как ужаленная. Я оглянулась — все выглядело по-прежнему.
— Принести тебе что-нибудь, владычица?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177