Не знаю, как его там поучал Акбар, но наутро Гуся вышел свирепым как чёрт. И теперь, когда ведёшь Гусю в «Пассаж», то он уже от самого входа идёт на дыбах — зверь зверем.
Служащие очень его боятся.
Думаю, что всё здесь основано на чувстве подражания, которое я часто использую в дрессировке.
Как дрессировщица я с чувством некоторой тайной обиды должна признать, что если Гудал предан мне и послушен, то его преклонение перед Акбаром граничит с рабством.
Гусе в голову не приходит кощунственная мысль о том, что он давно уже стал крупнее и мощнее Акбара.
Если мне, чтобы остановить Гудала, бросившегося, допустим, на дворника, взмахнувшего метлой, надо крикнуть: «Фу!», и крикнуть весьма угрожающе, то Акбару стоит только повернуть морду и тихо сказать: «р-р-р-р» («Ты что швыряешься!») — и Гуся мгновенно становится малым щенком, явно говоря своими детскими ещё глазами: «Что ты, Акбар, это же была шутка, не сердись, пожалуйста!»
Когда я веду эту пару гулять, то до сих пор иногда не могу удержаться от смеха, глядя, как Гуся старается выхвалиться перед Акбаром. Вот он увидит собаку, выпрямит ноги и смотрит на своего повелителя: броситься или нет?
Акбар делает презрительную мину — Гудал смущённо идёт дальше.
Но если уж рявкнет на кого-нибудь Акбар, тут держись: Гуся летит как зверь, надеясь заслужить одобрение властелина.
Разницу между ними хорошо понимают наши дворовые кошки и наш домашний кот Кацо.
Если Гуся во дворе вздумает погоняться за кошкой, а та с норовом — остановится, выгнет спину и зашипит, — Гуся будет бегать вокруг, гудеть своим басом и охать: «Ох какая попалась!»
А та стоит и презирает.
Выходит Акбар — кошек как ветром сдувает с поленниц. Если он идёт со мной, неся в зубах кошёлку, кошки не убегают, но всем своим видом говорят: «Мы полны к тебе уважения, Акбар, и ничего зазорного себе не позволяем».
А он говорит молча: «Ладно, ну вас — я при деле».
Но если в зубах ничего нет, а настроение игривое, неплохо бы какую-нибудь кошечку шугануть в подвал, а ни с того ни с сего нельзя: всё-таки дрессированная собака; ему надо, чтобы кошечка сделала что-то непозволительное. И вот он идёт такой походкой, что кошка, видя его, сторонится, как при виде выпившего человека.
«Ах, вы уходите, — значит, натворили что-то непозволительное», — говорит Акбар — и на неё.
Но в жизни своей Акбар не погрыз ни одной кошки. Он просто любит показать свою власть.
Так вот, как я уже говорила, живёт у нас в доме кот Кацо. Пока он был маленький, Акбар всячески его опекал. Затем решил, что настала пора учёбы. Он учил его примерно так, как Гусю, — драться. Но кот не собака. Кацо, правда, тоже заваливался на спину, но при этом пытался бить Акбара лапами по морде. Тогда Акбар забирал всю голову Кацо в пасть и затем отпускал, обслюнявленного, целого и невредимого.
Кацо не знает, сколько зарабатывает Акбар, но отлично понимает, что он действительно хозяин в доме и ему надо подчиняться. Если Акбар дома, значит, нельзя прыгать на стол, на буфет, на телевизор. Нельзя воровать со стола, когда люди выходят из комнаты.
Но если дома только Гуся, можно не стесняться: прыгай на стол, воруй, делай всё, что хочешь.
Гуся по смехотворной своей наивности до сих пор не понимает разницу между одушевлёнными и неодушевлёнными предметами. Более того: он убеждён, что каждый предмет может ожить и тогда от него надо ждать всяческих каверз и подвохов. Эти ожившие предметы не вступают в открытый бой, нет — они всегда норовят напасть сзади. В особенности это касается стульев. Вот прохаживается Гуся по комнате в хорошем настроении, виляя толстым хвостом. Грацией Гуся не отличается. Хвост задевает за стул, и тот с грохотом падает на Гусю, с неизменной точностью рассчитав место между хвостом и спиной. Тогда с визгом, переходящим в рычание, Гуся сначала подпрыгивает, потом оборачивается и становится в боевую позицию. Визжит он не столько от боли, сколько от бессовестной подлости, с которой, как ему кажется, был нанесён удар.
Но враг неподвижен. Гуся пробует кусать стул — тщетно: это проклятое существо нечувствительно к укусам.
Что делать? Гуся вопросительно, как малое дитя, смотрит на Акбара. Акбар отворачивается. Всем своим видом он показывает, что ему надоело обучать этого безнадёжного тупицу.
Недавно, поздно ночью вернувшись домой, я собралась вывести Гусю на прогулку. Ночью хорошо гулять: можно отцепить поводок и собака вволю побегает по безлюдному двору.
В коридор я вышла очень осторожно, чуть ли не на цыпочках, боясь потревожить соседей. Гуся тоже был осторожен, но по другой причине: он подозревал, что в засаде, как обычно, залёг Кацо.
Это любимая забава кота: когда он видит, что Гудала собираются выводить, он моментально шмыгает за дверь, прыгает на велосипед, прислонённый к стене, а оттуда на спину выходящего Гуси. Гуся опрометью бежит по коридору в кухню к входной двери, неся на спине кота, — и всадник каждый раз получает ни с чем не сравнимое удовольствие.
Но сегодня бдительность Гуси оказывается напрасной. Кот мирно спит на коврике и видит третий сон. По этому поводу Гуся от удовольствия виляет хвостом, хвост ударяет по велосипеду — и оттуда падает таз, пристроенный там кем-то из жильцов. Таз ребром больно бьёт Гусю, и этот бесстрашный пёс, не боящийся ни людей, ни самых огромных собак, улепётывает по коридору. Таз некоторое время катится вслед. Я вижу, как из кухонной двери высовывается Гусина морда. Гуся следит, не преследует ли его враг.
Погуляв полчаса, мы возвращаемся. На кухне Гуся останавливается и настораживает уши. Он вспоминает, что в коридоре живёт таз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15