Я пристально посмотрел на этого фиолетового. Ну да, он боялся. Он постоянно боялся. Хотя бояться ему было не за кого, я в этом абсолютно уверен. Он боялся за себя. И толкал меня на то же самое. Ну, ладно, встречусь я с тобой как-нибудь без лишних свидетелей. Тогда и поговорим, А сейчас я ограничился лишь высокомерно брошенной репликой:
– Я не обращался ни в какие комитеты. У меня нет времени на такие пустяки.
Хотя это тоже было порядочное детство.
Мобиль взмыл вверх и скользнул в поросшее селиграбами ущелье. Я посмотрел на Сану – она сидела, наклонив голову, и, казалось, с интересом глядела вниз, где четко обозначалась граница вечного искусственного лета и подходящей к концу неподдельной зимы. Но я знал, что она все еще думает о словах Патери Пата.
– Ну, что ты? – я постарался, чтобы мой голос звучал с предельной беззаботностью.
– Может быть, он и прав, – ответила Сана. – Тебе нужно слетать на Кипр и узнать…
– Нужно? А ты уверена, что это мне нужно?
– Разумеется, нет. Это единственное, в чем я тебе не могу даже дать совета. Каждый решает это за себя. Но мне кажется…
– Что именно? Она помолчала.
– Нет, ничего, – сказала она наконец. – Ничего.
Я смотрел на нее и никак не мог понять: действительно ли она хочет, чтобы я стал таким же, как они. или, наоборот, неловко пытается уберечь меня от этого.
– Черт с ним, с «Овератором», – сказал я, – мне сейчас не до того.
Она быстро глянула на меня, и я снова не понял ее взгляда.
– Правда, не до того. Ты же понимаешь, что я не боюсь. Просто я сейчас не могу думать о себе. Сейчас – только ты.
Сана опускает голову. Мы уже прилетели. Я выхожу и подаю ей руку. За нами легко выпрыгивает Педель. Надо научить его подавать руку даме, даже если с точки зрения машины это не является необходимым и целесообразным… А, впрочем, не стоит. Не так уж много придется это делать, чтобы препоручать это другому, хотя для меня и забавно было поддерживать в Сане отношение к нему. как к человеку.
Для того хотя бы, чтобы у нее постоянно был повод отвлечься от ЭТОГО.
– Педель! – остановил я его, дав Сане пройти вперед.
Огненно-рыжее чудовище на алом снегу: солнце садилось.
– Что я должен?
Велеть: «Стой и не шевелись!» – и он будет стоять здесь и день, и год, и когда все уже будет кончено и Сана навсегда исчезнет из этого снежного мира, он будет стоять здесь и ждать следующего приказа, и выполнит его так же точно, как и все в своем существовании, и будет продолжаться это бесконечное единство жизни и существования, но для меня останется только одно – перебирать в памяти все минуты этого последнего года.
Ну, что же, заложить в этого краба условия еще одной игры, которая начнется сегодня и кончится раньше чем через год? Кому потом он будет подавать свое гибкое бронзовое щупальце?
Он поблескивал выпуклыми гранями стрекозиных фасеточных глаз.
– Педель, – тихо спросил я его, – ты хотел бы стать человеком?
– Должен, – сказал он, но я понял, что это не ответ на мой вопрос, а какой-то заскок в его электронном мышлении.
– Могу, – сказал он после небольшой паузы и снова замолчал.
– Хотеть не умею, – это был ответ.
Я пошел прочь.
Сана вернулась.
– Что с тобой? Почему ты задержался?
– Не хочется входить в дом. Надо было пройти километра два пешком. Да и ты почти не бываешь на воздухе.
– Ты прав. Хотя воздух в нашем доме не отличается от этого.
«Теперь она будет гонять меня на прогулки», – мелькнуло у меня в голове. Я вдруг вспомнил, что хотел уйти на лыжах в горы. Хотел. А теперь я, вероятно, буду должен это делать. Ерунда какая-то. За три секунды мой Педель прекрасно разобрался в таких вещах, как долг, желание и возможность. А я вот не могу этого. Я вдруг понял, что бесчисленное количество раз путался в этих «должен», «хочу» и «могу». Примитивные понятия. Но именно сейчас я, как никогда, не способен точно определить, что же меня заставляет совершить тот или иной поступок. Я показался себе слепым щенком, плутающим в дебрях этих трех гладкоствольных, звенящих, уходящих в полуденное небо ясных слов.
– Тебе нездоровится?
– Послушай, Сана, ты можешь сказать, почему ты здесь?
– Потому что я должна быть с тобой.
Я искренне позавидовал ей.
Мы подошли к нашему коттеджу. Я наклонил голову, входя, хотя дверь была высока. Мне нужно было спросить Сану, что еще мы будем сегодня делать, но она опередила меня:
– Мне хотелось бы еще немного поработать. Если хочешь, пройдись перед сном. Не забудь только «микки», чтобы вызвать мобиль.
Она указала на маленький овальный предмет, висевший у входа. Вероятно, в нем был смонтирован крошечный переносный фон для связи с ближайшими пунктами и сервис-станциями.
Я повертел «микки» в руках. Что я должен? Ах, да, она сказала – еще немного поработать.
– Я тоже поработаю часика два.
Я забрался в какой-то угол и, вооружившись отверткой, разобрал до последнего винтика несчастного «микки». Ничего особенного, просто элегантно оформленная игрушка. И до моего отлета таких было много.
Я провозился часа полтора, а потом откинулся на спинку кресла и стал смотреть вверх, на крупные звезды, четко вбитые в темно-синюю гуашь неба. Внезапно потолок начал заволакиваться сероватой дымкой, потом он сделался ослепительно белым и спустя некоторое время принял мягкий молочный оттенок. Я вспомнил, что за обедом жаловался Сане на слишком яркий свет луны. Значит, пора спать. Я встал и прошелся по комнате. Сейчас она меня позовет. Да, отворилась дверь, явился Педель.
– Ее величество Сана Логе приглашает вас к себе.
– Ладно. Только не надо больше этого… величества.
– Слушаюсь. Запомнил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56