И тогда явился Сэниа-крэг.
Он принес второй ультиматум, перед которым первый казался детской
забавой. Во-первых, моне Сэниа категорически предписывалось покинуть
подземелье - в этом случае ее крэг, в беспримерной своей преданности,
обязывался служить ей до конца дней как ни в чем не бывало. Этот пункт
удивления не вызвал.
Во-вторых, эрл Юхан, брат эрла Юргена, должен был остаться в
подземелье до тех пор, пока не соберется новая звездная дружина, которая
доставит его на родную планету с условием, что он передаст категорическое
запрещение когда-либо появляться вблизи Джаспера, равно как и принимать у
себя джаспериан. В безграничной своей справедливости крэги гарантировали
ему за это жизнь.
В-третьих, эрл Юрген из рода Брагинов, должен был отдать себя на суд
крэгов. В безмерном своем милосердии они гарантировали ему легкую смерть.
И пока пришелец с Чакры Кентавра, посягнувший на тайну крэгов, будет
жив, ни один крэг не вернется к своему хозяину.
- Никогда! - запальчиво крикнула мона Сэниа и, подбежав к золотой
дверце, выбросила наружу свою сиреневую птицу.
Это сделать было нетрудно. Гораздо труднее оказалось потом не думать
о целой планете, населенной беспомощными слепцами, ни в чем не повинными и
проклинающими тот день и час, когда их прекрасная принцесса привезла из
межзвездной дали беспокойное, неуемное существо, которому понадобилось тут
же раскрыть ни много, ни мало - тайну крэгов, с которыми они сами спокойно
мирились уже полторы тысячи лет...
И вот дни, неотличимые от ночи в темном мерцании золотых сводов,
сменяли друг друга, а в подземелье все оставалось по-прежнему: трое
мужчин, одна слепая женщина, неродившийся ребенок. И никакой надежды.
Потому что помощь могла прийти только с Земли, а теперь снарядить
туда большой корабль было невозможно - на всю звездную дружину Асмура,
даже если бы ее и удалось собрать, был один пестрый крэг Гэля, не
покинувший своего хозяина. В безмерной своей холодной расчетливости крэги
предусмотрели все. И чтобы у узников подземелья не возникло ненароком
какой-нибудь несбыточной мечты, над замков эрлов Муров, а также над
прилегающими к нему горами, день и ночь кружила тысячная стая разноцветных
крэгов, твердо решивших в первый раз за полторы тысячи лет пренебречь
традициями беззаветной преданности и бросить своих незрячих хозяев на
произвол судьбы.
Первые дни Кукушонка не выпускали - боялись. Но где-то на десятый
день он все-таки осмелел и сделал первый робкий круг над ущельем. Вернулся
сразу же, скупо обронив:
- Мне ничего не угрожает. Они даже хотят, чтобы я полетал над
Джаспером. Увидел, что там происходит. Вам рассказал. А я не могу...
И все-таки на следующий день он полетел. Вернулся в полночь. Своим
тихим, грассирующим голоском больного ребенка сообщил:
- Затопило две угольные шахты. Сервы не справляются.
На двенадцатый день он заметил лесной пожар. Горела плантация боу -
любимых и очень полезных плодов, которыми в основном кормили детей.
На семнадцатый день циклон, вовремя не остановленный метеоракетной
службой, смел с побережья все устричные плантации.
На двадцать четвертый день умерли от голода заблудившиеся дети
семейства Дальброков. Крылатые кони, посланные на поиски, опоздали. Да и
чем они могли накормить детей?
На тридцать первый день в замке Шу началась эпидемия. Слепые знахари
были бессильны.
И все эти дни мона Сэниа, не присаживаясь, по восемнадцать часов
подряд ходила взад и вперед по гулким пещерам подземелья, отражавшим
своими золотыми сводами тусклый фосфорический свет ползучих грибов,
угнездившихся на стенах...
На тридцать второй день не случилось ничего, вот только младшая
сестра Флейжа, которая тоже ожидала ребенка, доползла до утеса, нависшего
над морем, и бросилась вниз - видно, не хотела, чтобы ее малыш остался
умирать от голода в кромешной слепоте, если он и появится на белый свет.
Но конь Флейжа, неотступно следовавший за ней, успел раньше и подставил
расправленные крылья, перехватив легкое, истощенное тело. Так что никто не
погиб.
Но мона Сэниа, услышав об этом, упала ничком, и когда Юрг поднял ее,
он впервые заметил в волосах жены тоненькие седые прядки.
Он отнес ее на убогое ложе, покрытое обрывками ветхих ковров, положил
ее голову себе на колени, и всю ночь что-то негромко, напевно говорил...
Юхан, прикорнувший за стеной из ящиков, старался не слушать - и не мог:
Юрг рассказывал сказки. Наивные, полузабытые, переплетающиеся одна с
другой, они сменяли друг друга до самого рассвета, и никто не знал, когда
мона Сэниа заснула. Сон ее был крепок, и в черных волосах, на которые вот
уже столько дней не опускалось привычное опахало аметистовых перьев,
неподвижно застыл массивный гребень...
Юрг опустил голову жены на подушку, коснулся губами ее лба, как
нечаянно сделал это в самый первый раз, и, мельком оглядев уже крепко
спавшего Юхана, вышел из капища в узкую пещеру, где у золотой дверцы
Гаррэль ожидал своего крэга, совершавшего ежедневный печальный облет
обреченного Джаспера.
Юрг неслышно приблизился и положил руку на плечо юноше:
- Гэль, - сказал он, впервые осознавая, как непросто будет обычными
человеческими словами выговорить все то, что он собирался. - Гэль, ты
любишь мону Сэниа?
Юноша вскочил, порывисто обернувшись на этот негромкий голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54