Слегка приглушенный гром. И все.Нет, не все. Откуда-то из глубины этой дремучей рощи до нее донеслось тысячеголосое дружное «дум-дум». Это были не только барабаны — к ним примешивались и хлопки в ладоши, и удары по струнам, и человеческие голоса. Она невольно двинулась вперед, не опасаясь внимания жителей этого подлесья: похоже, к ней уже привыкли, принимают почти как свою. Да и гостей здесь, если верить горбуну, сегодня должно быть предостаточно.Древесные стволы, несущие на себе тяжелолиственные кроны, становились все толще и кряжистее — обхватов пять, не меньше; каменные рукотворные столбы поддерживали нижние ветви там, где еще не успели набрать силу молодые деревца, заботливо огражденные снопиками сухой травы. Перепрыгивая через корни и какое-то подобие грядок, она забиралась все дальше и дальше в глубину этого естественного убежища, которое изнутри оказалось гораздо обширнее, чем она подозревала; наконец она увидела на ровной поляне человеческие фигуры. Кто-то сидел, некоторые полулежали, расположившись на траве так безмятежно, словно над их головами и не бушевала неистовая стихия.Противоположную сторону поляны окаймляло нечто вроде ступеней амфитеатра, заполненного людьми. Все это напомнило ей представления, которые нередко устраивались в королевских садах ее отца тоскующей от безделья знатной молодежью; мона Сэниа с детства терпеть их не могла за откровенную фальшь и снобистскую снисходительность к непосвященным. На дворцовых подмостках мечи были деревянными, они сверкали позолотой и поддельными драгоценностями, а поединки скорее напоминали дотошно отрепетированные танцы. Для юной принцессы этого было достаточно, чтобы раз и навсегда преисполниться глубочайшим презрением к любому лицедейству.Но, похоже, ожидающее ее здесь маленькое представление должно было сочетать убогость и незамысловатость, учитывая уровень жизни туземцев. Какая-нибудь сказочка. Или откровенный фарс. Занесло же ее на эту бессмыслицу…Она уже хотела попятиться назад, чтобы незаметно исчезнуть, но тут ее остановил голос, который показался ей знакомым:— Выбор. Его вы сделали этой ночью, дети мои, и вступили в Школу Любви. До сих пор ваши наставники учили вас добывать пропитание, считать и запечатлевать знаками то, что подлежит сохранению; врачевать ближних и укреплять собственное тело. Но теперь вы будете постигать самое главное, что составляет смысл жизни каждого человека — вы будете учиться любить, и здесь единственным наставником будет для вас ваше собственное сердце…Гром, способный обрушить свод любого дворца, грянул над самой головой, но никто даже не пошевелился, уверенный в незыблемости естественной кровли. Мона Сэниа поискала глазами оратора и невольно обратила внимание на статную фигуру в белом, до земли, плаще, обращенную к ней спиной. Рассыпавшиеся по плечам смоляные кудри заставили принцессу предположить, что перед нею женщина, но она тут же вспомнила, как ошиблась на перевале с убогим калекой, которого она тоже поначалу приняла за старуху; царственная осанка выдавала знатную особу.Но голос-то был мужским.Более десятка слушателей расположилось прямо на траве, но все они уже несомненно вышли из детского возраста. Парни, так те просто в дружину просятся…— Быстротекучесть. Она неумолима к времени человеческой жизни, — снова зазвучал голос, одновременно ясный и печальный, как лунный свет; — и вы должны быть готовы, когда и вам настанет пора выбирать и быть избранными. Тогда счет времени пойдет на краткие дни и еще более мимолетные ночи, которые вы наполните своей последней и единственно настоящей любовью.Говоривший опустил голову, точно собираясь с мыслями.Легкий шорох, как эхо, пролетел над поляной, над головами взлетели руки с круглыми коробочками крошечных барабанов, и снова раздалось дружное «дум-дум», прозвучавшее как подтверждение: «да будет так».— Свершилось, — снова зазвучал голос, покоряющий своей мягкой властностью. — Сегодня, по обычаю предков, я обвенчал вас с предметами вашей первой любви: заботливо взращенными саженцами и прирученными мелкими тварями, с привычными от пеленок куклами и недавно полученным, пока еще притуплённым оружием. Этот выбор вы сможете изменить. Но Последняя Любовь — она неизменна, потому что с того мгновения, как она завладеет вами, вам будет отмерено лишь столько времени, сколько нужно для того, чтобы подарить Подлунью свое отражение — детей своей страсти и нежности, которые так же, как когда-то вы сами, начнут свой путь к последнему блаженству, венчающему всю человеческую жизнь.Снова пауза, и снова дружное «дум-дум».— Готовьтесь. Совершенствуйте умение любить, постигайте чародейную науку отдавать всего себя своему избраннику, с которым вы завершите череду своих ночей, как делают сегодня Чиута и Роому, уходящие, чтоб найти свое место под солнцем.Дум-дум.Что-то мрачновато все это для народного гулянья на открытом воздухе… хотя кто сказал, что все происходящее — это праздник? Во всяком случае, этих двоих, что спускаются сейчас по ступеням амфитеатра, веселящимися не назовешь. Совсем старенькие, он еще и хромает, она прямо-таки тащит его на себе — где уж им искать место под солнцем? Да еще под таким, как здешнее! Дикость какая-то. Доковыляли до оратора и… Древние боги, они что, раздеваются? Да, все скинули, даже лыковые сандалии, остались в убогих тряпочках на чреслах. Зато взамен получили какой-то кувшинчик и благославляющий взмах белого плаща. Поковыляли.Мона Сэниа отступила за шершавый древесный ствол, потому что полуобнаженная чета двинулась прямо на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162